— Всё, успокойся! — погладил по голове ревущую девушку. Шум разбудил младших братьев Богдана: четверо гигантов с топорами наперевес выскочили из своей комнаты, готовые к бою.
— Всем спать, утром совещание. Богдан, Баск, придумайте наказание заснувшим часовым.
Затворив ногой дверь, понес свою женщину в комнату: команда «спать» не касалась нас двоих.
Глава 15. Готовясь к осаде
— Немец пришел в себя, он оказался неглупым человеком, но ненавидит Русов. Я приказала Арну связать его, потому что он порывался встать, — Ната в просторном платье, заменявшем ей пижаму, облокотившись, сидела у окна. Проснувшись, я не сразу понял, что нахожусь в Мехико: запах немытого тела чувствовал я сам. Стало стыдно перед девушкой: мог бы вначале помыться, прежде чем нести ее в спальню.
— Он что-нибудь говорил? — спросил я, имея в виду немца.
— Только о своей ненависти к Русам, грозился именем Дитриха, что повесит нас на деревьях по всей округе, — Ната скользнула ко мне под шкуру.
— Ната, от меня несет, — отодвинулся от девушки.
— Дурашка, — засмеялась та, — когда женщина любит, она не замечает такие вещи. А несет от тебя постоянно, — уколола Ната, уворачиваясь от шлепка по пятой точке.
— Постоянно? — изобразив гнев, погнался за девушкой, но спохватился, вспомнив, что полностью раздет.
— Приготовь мне воды, — крикнул кривляющейся в прихожей Нате и завернулся в шкуру.
После водных процедур придирчиво понюхал у себя подмышкой: ни фига там не несет, что там себе напридумывала эта тощая задница. Это словосочетание выводило девушку из себя: несколько раз ловил ее разглядывающей свою пятую точку, словно пытаясь понять, почему я ее так окрестил.
Ганс лежал на спине. Его руки были связаны, а конец веревки был прикреплен к огромному чурбану, выполнявшему роль стула. Увидев меня, немец покраснел от злости, с его губ сорвались слова, от которых Ната рассмеялась.
— Что он сказал?
— Назвал тебя свиньей и вонючим козлом. Может, тоже запах уловил? — сострила Ната, стараясь успокоиться и не смеяться.
— Вы у меня оба получите, потом будете визжать как свиньи, — немец уловил угрозу, его лицо побледнело, а Ната моментально посерьезнела. Давно бы так, распоясались горе-комики.
Допрос немца дал мало информации: он подтвердил, что является командиром отдельного отряда Гансом Мольтке. В его задачу входило взятие Мехика и удержание плацдарма до подхода основных сил. На все вопросы про численность и вооружение армии Дитриха Ганс молчал. Не подействовала угроза вздернуть его как диверсанта. Убедившись, что больше сведений не получить, решил осмотреть рану. Ганс побледнел. Увидев в моей руке нож, закрыл глаза. Его губы двигались. Скорее всего, нацистский выродок прощался с жизнью.
Обнажив при помощи ножа рану, удовлетворенно хмыкнул:
— На нем все заживает, как на собаке.
— Я не собака, — ответил Ганс на моем языке, открыв глаза. У меня совершенно вылетело из головы, что один из немцев провел какое-то время в плену, а потом исчез.
— Это ты был в плену раньше?
— Да, — подтвердил немец, косясь свирепым взглядом.
— Ты не согласен, что ты не собака?
Полного вопроса Ганс не понял, пришлось Нате оказать помощь с переводом. Оказалось, надо было только задеть гордость немца. Издеваясь над его положением в королевстве Дитриха, где немецкий король, с моих слов, относился к нему как к животному, мне удалось узнать некоторые сведения. Пытаясь доказать свою значимость, свой статус в фюрлянде, Ганс выложил немало интересного, задыхаясь в бессильной злобе. Мне удалось узнать, что одних пеших воинов у Дитриха больше трех тысяч, но сколько именно пошло в поход — не известно. Всадников — тоже немало, более трех сотен.
— Вы не воины, я перебью войско Дитриха, как глупых поросят на охоте, — заканчивая разговор, я поднялся.
— Король повесит тебя на самом высоком дереве! — прокричал вслед Ганс.
Его рана действительно хорошо заживала, через пару дней он сможет ходить. Мой первоначальный план о привлечении его на свою сторону, похоже, был обречен на провал. Этот парень был зомбирован. Во время разговора я узнал о его убежденности, что только Дойчи достойны править, а все остальные должны им прислуживать. Попав в другую Вселенную спустя сто пятьдесят лет, нацистская теория превосходства расы процветала махровым цветом. Заразу нацизма надо выкорчевать, пока она не успела хорошо укорениться.
Борд ожидал моего выхода на улицу, беседуя с Богданом. Чуть дальше образовалась вторая группа, где Шрам слушал наши приключения из уст самого Гурана. Как и бывает в юношеском возрасте, рассказ наследника Берлина отдавал юношеским максимализмом: пушки были вдове крупнее, врагов вдвое больше, а Макс Са по болотам провела воля Главного Духа-Бога.
— Макс Са! — Борд почтительно склонил голову.
Увидев меня, Шрам оставил рассказчика, поспешив поздороваться.
— Гуран говорит, что Дитрих написал письмо, что он говорит? — Борд замер в ожидании ответа. Я прикусил губу: как мог забыть про проклятое письмо?