Противостояние. 5 июля 1990 – 10 января 1991. Том 2

Ситуация могла бы измениться к лучшему с появлением Марка и Перион, если бы те двое еще не успели сойтись. Тридцатитрехлетняя Перион была на одиннадцать лет старше Марка, но в этом мире разница в возрасте едва ли что-то значила. Они нашли друг друга, они приглянулись друг другу, и компания друг друга их вполне устраивала. Перион призналась Фрэнни, что они пытались зачать ребенка. «Слава Богу, я принимала противозачаточные таблетки, а не вставила спираль, – поделилась Пери. – Иначе как бы я ее вытащила?»

Фрэнни, в свою очередь, едва не сказала ей, что беременна (треть срока уже осталась позади), но в последний момент сдержалась. Побоялась, что ситуация изменится только к худшему.

Теперь их стало шестеро, а не четверо (Глен наотрез отказывался садиться за руль мотоцикла и всегда ехал со Стью или Гарольдом), но появление второй женщины ничего не изменило.

А как насчет тебя, Фрэнни? Чего ты хочешь?

Если бы ей пришлось существовать в подобном мире, подумала она, а биологические часы организма удалось бы прокрутить назад на шесть месяцев, она бы выбрала такого, как Стью Редман… нет, не такого, как он. Она хотела именно его. Вот так, абсолютно честно и откровенно.

Цивилизация ушла, с двигателя человеческого общества содрали хром и мишуру. Глен Бейтман неоднократно высказывался на эту тему, всякий раз безмерно радуя Гарольда.

Эмансипация женщин, решила Фрэнни (думая, что откровенность действительно должна быть полной, а не частичной), – нарост на индустриальном обществе, ни больше ни меньше. Женщины находятся во власти своих тел. Они уступают мужчинам ростом и весом. Они обычно слабее. Мужчина не может родить ребенка, а женщина может – это известно любому четырехлетке. И беременная женщина – уязвимое человеческое существо. Цивилизация прикрывала зонтиком здравомыслия представителей обоих полов. Эмансипация – вот оно, это слово. До появления цивилизации с ее взвешенной и милосердной системой защитных мер женщины были рабынями. «Давайте не будем подслащать пилюлю – мы были рабынями», – думала Фрэнни. Потом тяжелые времена закончились. И символом веры женщин, который следовало бы вывесить в редакции журнала «Мисс», предпочтительно вышитым гладью, стало следующее: Спасибо вам, мужчины, за железные дороги. Спасибо вам, мужчины, за изобретение автомобиля и убийство индейцев, которые думали, что неплохо и впредь оставаться хозяевами Америки, раз уж они появились здесь первыми. Спасибо вам, мужчины, за больницы, полицию, школу. А теперь я бы хотела голосовать, будьте так любезны, и иметь право идти своим путем и самой творить свою судьбу. Когда-то я была рабыней, но теперь с этим покончено. Мои дни рабства должны остаться в прошлом; мне незачем быть рабыней, как незачем пересекать Атлантический океан на утлом суденышке под парусом. Реактивные самолеты безопаснее и быстрее маленьких парусников, и в свободе больше здравого смысла, чем в рабстве. Я не боюсь полета[30]. Спасибо вам, мужчины.

И что тут скажешь? Ничего. Обыватели ворчат – им не нравится сжигание бюстгальтеров, реакционеры играют в свои интеллектуальные игры, а истина только улыбается. Теперь все изменилось, изменилось за какие-то недели. Насколько – покажет только время. Но здесь и сейчас, лежа в ночи, Фрэнни знала, что ей необходим мужчина. Господи, как же она нуждалась в мужчине!..

И речь шла не только о защите ребенка, не только о заботе о себе любимой (в двойном количестве, считая отпрыска). Ее тянуло к Стью, особенно после Джесса Райдера. Стью привлекал спокойствием, обстоятельностью, а главное, он уж никак не относился к тем, кого ее отец называл «двадцатью фунтами дерьма в десятифунтовом мешке».

И его влекло к ней. Она это точно знала, знала с Четвертого июля, когда они впервые вместе обедали в пустующем ресторане. На мгновение – только на одно мгновение – их взгляды встретились, и ее обдало жаром, прошибло молнией. Она полагала, что Стью тоже знал, как обстоят дела, однако ждал, предоставляя ей сделать первый шаг, принять решение, когда ей будет удобно. Она приехала с Гарольдом и, стало быть, принадлежала Гарольду. Дурно пахнущая идея, достойная самца, но Фрэн опасалась, что этот мир вновь станет дурно пахнущим миром самцов, хотя бы на некоторое время.