Противостояние

— А вот эти безделушки сколько стоит? — спросил я, подвигая под его лупу обе броши. — Посмотрите, какие они красивые и как блестят! Я их зубным порошком почистил!

Старик через лупу посмотрел на старинные украшения, заметно дернулся, даже сглотнул слюну, потом взял себя в руки, успокоился и глянул на меня в упор чистым взглядом младенца.

— Я опять должен вас огорчить, молодой человек. Тоже, знаете ли, ничего особенного, вполне заурядная работа, дешевая подделка под изделие ювелирной мастерской Болина. Хотя, и на них можно найти покупателей. Если бы вы принесли настоящие вещи! Копии ценятся весьма невысоко.

Все было ясно, правды мне все равно никто не скажет. Осталось достойно ретироваться, чтобы и у старика осталось чувство разочарования от потерянной выгоды. Я сердито на него посмотрел:

— Какие копии! Посмотрите, это же рубины и брильянты, да еще какие красивые!

— Это тоже стразы и стекляшки, как и камни на ножнах.

— Какие там стразы, я ими стекло резал! — возразил я, продолжая демонстрировать дурость и наивность.

— Стразы тоже разные бывают, некоторыми и стекло можно порезать, — терпеливо пояснил старик. — Будь брошки настоящими, то им бы цены не было. Вы сами посудите, такие украшения в карманах не носят, их продают на крупнейших мировых аукционах!

— А что это за мастерская, ну этого, как его, Болина? — невинно поинтересовался я.

— Была такая, — неопределенно ответил он, — кстати, не самая лучшая. Ну, решились, будете продавать?

— Тоже за сто долларов?

— Нет, броши можно продать дороже. За них я могу на свой страх и риск предложить триста.

— Меня это устроит, я посоветуются с женой и, если она согласится на вашу цену, то завтра и принесу.

Я небрежно сунул брильянтовый цветок и золотого жука в карман куртки, взял туб с саблей подмышку и, приветливо кивнув оценщику, пошел к выходу.

— Молодой человек! Погодите! — заволновался он, весьма резво для своего почтенного возраста вскакивая из-за стола. — Не стоит ходить вечером с такими вещами по улицам. Мало ли что! Вы их оставьте у нас, а завтра…

— Ну, что вы, стоит ли вас затруднять! Подумаешь, деньги — пятьсот долларов.

Однако, оценщика такое небрежное отношение к подделкам и бижутерии не устроило, он схватил меня за рукав куртки, пытаясь удержать на месте.

— Эх! Была, не была! Знаете что, хотя сабля и отечественная — это совершенно точно, я на свой страх и риск, дам вам за нее триста долларов — только это моя последняя цена!

Я, не оборачиваясь, отрицательно помотал головой, вырвал рукав из цепкой ладони и вышел из магазина, проклиная себя за дурость и бессмысленную трату времени. Однако, старичок не сдался. Он выскочил следом и опять вцепился в меня, пытаясь удержать. Я невежливо его отстранил, сел в машину и уехал.

Антикварный магазин был недалеко от моего дома и минут через двадцать я, торопясь, открывал дверь квартиры, чтобы успеть к надрывающемуся звонками телефону.

Ордынцевой дома почему-то не было. Я добежал до телефона:

— Слушаю!

— Добрый вечер, — пророкотал приятного тембра хорошо поставленный мужской голос, — будьте любезны пригласить к телефону Алексея Григорьевича!

— Слушаю, — повторил я.

— Я так и знал, что это вы! — обрадовался звонивший. — Именно так я вас себе и представлял.

Меня такое начало разговора незнакомого человека удивило, и я довольно холодно поинтересовался, что ему, собственно, нужно.

— Простите, сударь, я совсем забыл представиться, я поэт Иван Иванович Дмитриев!

— Как же слышал, даже, помнится, читал ваши произведения, — сказал я, не уточнив, что читал слабенькие стихи Ивана Дмитриева в «Московском журнале» за 1795 год.

— Очень рад встретить поклонника, — обрадовался Иван Иванович, — в наши дни не часто встретишь любителя поэзии!

— Как же, как же, я даже помню одно ваше стихотворение: «Пой, скачи, кружись, Параша! Руки в боки подпирай!» — порадовал я покойного поэта.

Возникла пауза.

— Да, Параша, — не очень уверенно сказал Дмитриев, — я что-то не припомню такого стихотворения…

— Зато я помню, читал в журнале Карамзина…

— То есть какого Карамзина?! — удивился Иван Иванович.

— Естественно, Николая Михайловича, других Карамзиных у нас вроде не было.

— Простите, вы что-то путаете, я не знаю никакого Николая Михайловича Карамзина.

— Очень жаль. Значит, вы не тот Дмитриев, чьи стихи я читал, — подвел я черту под разговором. — Чем обязан вашим вниманием?

— Ах, да, — вернулся на землю собеседник. — Я, собственно, звоню по поводу сабли, той, что вы продаете…

Теперь уже я не сразу нашелся, что ответить. Из всех антикваров только давешний старичок ею заинтересовался, и он же мог видеть номер моей машины, по которому меня можно было идентифицировать. Это было двадцать, от силы двадцать пять минут назад. Какими же возможностями обладал мой «поет», чтобы вычислить человека и его телефон за столь короткое время.

— Вы, что-то путаете, — наконец, сказал я. — Оружием я не торгую.