Противостояние

У Аарона Моисеевича оказалось тяжелое, бульдожье лицо и удалой, воинственный нос. Я назвался, и он пригласил пройти в единственную комнату его маленькой квартиры. Жил Гутмахер более чем скромно, ютясь, в прямом смысле, между книжными стеллажами.

— Ну и что такое срочное вам потребовалось узнать о времени? Надеюсь, не о конце света? — улыбнувшись, спросил он, давая мне время осмотреться, но не приглашая сесть.

— Я слышал, что вы разбираетесь в механике времени, — ответил я, не принимая шутливого тона. — Я недавно вернулся из прошлого, и меня уже тянет назад.

— Ну, вы в этом не оригинальны, меня тоже тянет в прошлое. Где мои семнадцать лет!

— Там же, где и мои. Однако, у меня немного другая проблема. Вы не против? — спросил я, вытаскивая из полиэтиленового пакета бутылку коньяка и закуску. — Если вам будет интересно меня слушать, то разговор у нас будет долгий.

— Вы уверены? — по-прежнему насмешливо спросил Гутмахер.

— Уверен. Несколько дней назад я вернулся из далекого прошлого.

— Даже так? Ну, тогда садитесь. Любопытно будет узнать, что там новенького.

Я без спроса сдвинул на письменном столе книги и бумаги на дальний край и выставил свои гостинцы.

— Мы можем посидеть на кухне, — недовольно, предложил хозяин, — здесь я занимаюсь другими делами.

— Извольте, — церемонно согласился я, опять собрал припасы и, не спрашивая разрешения, отправился на кухню.

Аарон Моисеевич, поняв, что имеет дело с обычным психом, обреченно последовал за мной. Кухни во всех домах этого типа были крохотные, в Гутмахеровской едва помещались холодильник и небольшой стол. Я без спроса взял с открытой проволочной сушки несколько тарелок. В полном дискомфорте с убогостью обстановки они были почти антикварные, прекрасного гарднеровского фарфора.

— У вас редкая посуда, — сказал я, раскладывая на них закуску, — настоящий Гарднер!

— Вы разбираетесь в фарфоре? — спросил хозяин.

— Постольку поскольку. Как-то уже приходилось видеть изделия этого аглицкого предпринимателя. Прекрасная работа!

— Да, пожалуй, — не без легкой горделивости, согласился он. — Итак, я вас слушаю?

— Так случилось, что я оказался в прошлом, — привычно начал я свою невероятную повесть.

Гутмахер слушал, уткнувшись носом в воротник свитера, ничем не выказывая своего отношения к рассказу. Я говорил, избегая ненужных деталей, схематически повествуя о случившемся.

Когда кончил, он поднял глаза и внимательно посмотрел на меня.

— Вы-то сами всему этому верите?

То, что он сам не поверил ни единому моему слову, было понятно и без комментариев. Пришлось документально подтверждать свои слова:

— Мне сложно что-либо доказать, никаких материальных свидетельств у меня нет, впрочем, если вас устроит, вот мой фальшивый паспорт, выписанный в девятнадцатом веке, а это партбилет члена РСДРП(б) 1908 года.

Я положил перед ним документы и, пока он их разглядывал, разлил коньяк по фарфоровым чашкам.

— Любопытно, — сказал он, — действительно, бумага довольно свежая. — Если вы настаиваете на подлинности этой истории, то позвольте задать вам несколько вопросов.

— Извольте, — манерно, в духе девятнадцатого века, согласился я,

Гутмахер поднял свою чашку, чокнулся со мной, как-то задумчиво выпил коньяк и начал экзамен по истории Российской империи. Знания, надо сказать, у него оказались энциклопедические. Больше всего он напирал не на общие сведения, которые можно узнать из любого учебника истории, а на детали, вроде ходившей тогда валюты, одежды, которая была в моде, фамилии членов правительства. Откуда он сам все это знает, да еще в таких подробностях, я так и не понял.

— Странно, — сказал Гутмахер, — или вы хорошо подготовились к нашей встрече, или действительно… Так что вам от меня нужно?

— Я слышал, что вы занимаетесь проблемой времени, как физического явления, и подумал, что смогу у вас узнать, как происходят такие смещения.

— Короче говоря, вы хотите узнать, существует ли машина времени?

— Не совсем, то, что она существует, я знаю и так, по опыту, меня больше интересует, как она действует.

— Вы владеете математическим аппаратом?

Я сначала не понял, о каком аппарате идет речь, но потом догадался, что о математике:

— Увы, нет. У меня не техническое образование.

— Тогда я ничем не смогу вам помочь. Все это слишком сложно для дилетантов, — сказал он, как мне показалось, с легким налетом высокомерия. Мне это не понравилось, и так как говорить больше было не о чем, я решил, что зря потратил время.

— Что же, извините за беспокойство и потраченное время, — сказал я, вставая. — Приятно было познакомиться.

Мне было досадно, что он воспринял меня как обычного придурка с завиральными идеями, но виду, что раздосадован, я не показал.

— Вы спешите? — спросил он, когда я уже направился в прихожую.

— Нет, — вежливо ответил я, подавив раздражение.

— Тогда давайте поговорим о прошлом. То, что вы рассказали, весьма любопытно. Даже если это простая фантазия.

Я вновь вернулся и сел на шаткую табуретку. Старик сам разлил напиток и лукаво мне подмигнул:

— А десятка 1843 года была белого, а не красного цвета!