Противостояние

– А где прикажешь его держать? – угрюмо пробурчал Максим. – В лесу снова закапывать? Забирай все, что есть, нужное оставь, остальное сам припрячь до времени.

Мне было любопытно, и я открыл сумку. При виде такого арсенала оставалось только свистнуть. Максим разложил на столе два немецких «Шмайссера», пистолет «Вальтер» с запасными обоймами, две изъеденные коррозией ручные гранаты и четыре автоматных рожка с патронами. В отличие от ржавого «Вальтера» и гранат, «Шмайссеры» были как новые.

– Откуда дровишки? – поинтересовался я, с уважением беря в руки эти реликты Второй Мировой войны. – Не с завода?

– Склад нашел. Представляешь, что значит немецкий порядок и качество, столько лет пролежали в заброшенном подвале, так даже ящики не сгнили.

– И много у тебя такого добра?

– Лет на шесть, восемь хватит, – уклонился от прямого ответ Максим. – А тебе, собственно, зачем стволы, я по телефону не врубился.

– Бандюки наезжают. Ребята, похоже, крутые.

– Ну, с таким арсеналом, может быть, и отобьешься, если, конечно, они не наймут профессионального киллера или не взорвут, – оптимистично обнадежил меня одноклассник. – Только если затеешь стрельбу, меня не подставь, а то сам понимаешь, я и так одной ногой стою в тюряге.

– Это само собой, – заверил я, – и вообще, как-нибудь постараюсь обойтись без стрельбы, мы мирные люди…

– Ну, ну… Только все дома не держи, да и с гранатами осторожней. Я их пробовал, работают как часы, но очень шумные.

На том и порешили. Проводив Максима, я отвез в тайник «Шмайссеры» и гранаты – оставил себе только «Вальтер» и две обоймы патронов. Статья уголовного кодекса за хранение в таких масштабах огнестрельного оружия меня не грела.

Между тем, вокруг меня по-прежнему было тихо и спокойно. Таинственные телефонные звонки прекратились, в квартиру (я подготовил несколько «шпионских» ловушек) никто не проникал. Я занялся своими повседневными делами, а по вечерам писал «воспоминания». Единственно, что изменилось в жизни, теперь я не выходил из дома без пистолета и поднимался на свой этаж не на лифте, а пешком по лестнице.

Даша позвонила только один раз, справилась о документах и разговаривала со мной подчеркнуто холодно. Я предполагал, в чем причина такого отношения, но ничего поделать не мог. «Не обещайте деве юной любови вечной на земле». Чего я, в наших с ней отношениях, кстати, никогда и не делал. Да и вообще разговоров об этом большом чувстве у нас не было. Бесспорно, у Даши были шарм и воспитание, но не хватало чего-то, что привлекает меня в женщинах. Скорее всего, причиной тому была ее революционная юность и благоприобретенная ментальность. В аналогии с нашим временем ее можно сравнить с нынешними «бизнес-леди». У них присутствуют четкость, резкость в суждениях, уверенность в собственной значимости и непогрешимости. Для деловых отношений это незаменимые качества, но в любви мне нравится нечто более мягкое и аморфное.

Чтобы не запутывать наши с ней отношения, я разобрал ценности и по-братски их поделил: пополам настоящие и дешевые украшения, после чего зарезервировал в банке две ячейки и попросил Ордынцеву приехать Она поломалась, но согласилась. Новая «подруга» по имени Вадим успела внести лепту в ее внешность. Ордынцева коротко остригла волосы, и начала использовать легкую косметику.

Встреча состоялась утром. Даша холодно кивнула и вежливо поинтересовалась моими делами

– Спасибо, все хорошо, – ответил я. – Как у тебя?

– Прекрасно, – живо сказала она и задиристо подняла подбородок. – Я вступаю в партию.

– Рад за тебя, – сказал я, не прося уточнить, что это за партия. – Я разделил наше имущество на две части, – показывая на две кучки украшений лежащие на столе, перешел я к конкретному делу, – выбирай себе любую.

– Зачем? – почему-то высокомерно спросила Ординцева.

– Со мной может что-нибудь случиться, и ты останешься без ничего.

– А мне ничего и не нужно.

– Тебе, как минимум, нужны квартира и документы, а все это стоит денег, и немалых.

Даша равнодушно кивнула, не проявляя ни заинтересованности, ни благодарности. Я разозлился, но не показал вида и спросил:

– Какую кучку выбираешь?

– Мне все равно. Пусть будет эта, – кивнула она на ближнюю к себе золотую горку. – Тебя совсем не интересует моя новая партия? Неужели у тебя совсем не болит душа за обездоленных людей? В стране не прекращается кризис! Народ спивается! Старики нищенствуют! У вас выбранные правители к простому народу относятся хуже, чем относился царский режим в России перед февральской революцией!

– Это ты, извини, преувеличиваешь, у нас в стране испокон века к людям относились хуже, чем к скотине. Только, когда власть клевал жаренный петух в одно место, тогда вспоминали, что мы такие же люди, Ты еще скажи, что при коммунистах было больше демократии, чем сейчас.

– А разве нет? Тогда мы все были товарищами!

– Ты не совсем права, – возразил я, – коммунисты снисходили до того, что называли своих крепостных «товарищами», а теперь статус повысился, ко мне даже президент может обратиться «господин». Другое дело, что делать он этого не будет.