Противостояние

Вскоре эта война была доведена до совершенства, если можно называть совершенством способы убийства людей. В коротких схватках часто не было пощады и потому застигнутые врасплох неприятели предпочитали бегство сомнительной перспективе оказаться лицом к лицу с разгоряченными русскими солдатами или матросами, озабоченными единственной целью — уничтожить, разрушить, захватить. Но у нас еще будет время поговорить об этих действиях, пока они лишь начинают проводиться и не играют сколько-нибудь существенной роли.

Вылазки начались сразу же, как достаточно точно удалось определить линию неприятельских позиций. Силы, которые применялись для участия в вылазке, насчитывали от нескольких десятков человек до роты, в скором времени уже батальон и даже более.

Одна из первых состоялась в ночь с 25 на 26 сентября. Участвовали в ней исключительно добровольцы. Специальность каждого определялась задачей, которая ставилась перед отрядом. В эту ночь предпочтение отдавалось штуцерным стрелкам. Задача была как раз для них: выбить неприятельских стрелков, мешавших инженерным работам русских. Из Московского пехотного полка таковых отобрали 20 человек, поступивших под командование лейтенанта 44-го флотского экипажа П.Ф. Гусакова 2-го. Всего в деле участвовало 80 матросов 3-го десантного батальона, 35 саперов и 20 московцев и добровольцы из других подразделений. Общее число 155 человек.^{855}

Судя по всему, предполагалось выдвижение к неприятельской линии работ у хутора Рудольфа. Там ожидали встречи с французскими стрелками, засевшими за разрушенной оградой хутора у сожженного до этого 29-м экипажем дома, теми самыми, которых надеялись огнем прогнать оттуда. Вначале ничего не предвещало беды. Вышли за час до полуночи. Шли через кладбище, стараясь выйти в тыл французам.

Казалось, задача будет не сложной и выполнимой. Но все оказалось сложнее. Похоже, что русских там ждали (это мы узнаем немного погодя), и внезапности достигнуть не удалось. Кроме стрелков в эту ночь у хутора на позиции находились и большие силы пехоты (полтора батальона 39-го линейного полка),^{856} скрытые высотой от разрушенного дома до Сарандинакиной балки. Завязав перестрелку, и начав нести потери (убит мичман 30-го экипажа Иванов, ранен 1 матрос), Гусаков дал команду на отход к своим позициям.

По одной версии (московской), потеряв ночью в суматохе боя ориентировку, русские сбились с направления отступления, и вышли к 5-му бастиону, где о вылазке ничего не знали и, приняв отходивших соотечественников за атакующих французов, от души угостили их картечным огнем. К счастью, больших потерь удалось избежать, но трех московцев пришлось отправлять к медикам.^{857}

По другой версии (морской), пули, предназначенные московцам, стали долетать до 5-го бастиона, где на всякий случай сделали то, что и требовалось в случае атаки с фронта пехотой: местность перед позицией «прочесали» четырьмя картечными выстрелами. С точки зрения точности огня артиллерии, то по своим она всегда стреляла ничуть не хуже, чем по чужим (вспомним Булганакский «дружественный огонь» по гусарам Халецкого). Был убит 1 матрос, ранен сам Гусаков и еще 5 нижних чинов.^{858}

Спасли ситуацию прикрывшие отходивших моряков и солдат казаки 2-го Черноморского батальона. Быстро устроившись за заранее приготовленными на батарее мешками с песком, они своим метким огнем «утихомирили» неприятельских стрелков.^{859}

Только услышав сигнал, поданный горном отряда вылазки, на 5-м бастионе прекратили огонь.

Французы хорошо запомнили эту ночь. Она даже вошла в историю 39-го линейного полка, как успешные действия по отражению нападения больших сил русских.^{860} Одним из участников этой стычки стал лейтенант Варэнь: «7-го октября в шесть часов вечера колонна русских приблизилась к нам с целью разведки наших позиций и хода инженерных работ. Моя рота стрелков прикрывала полк, расположенный в 150-ти метрах позади нас; дав указания, Полковник уверил меня в том, что в случае атаки он не оставит нас без поддержки. Надвигалась темная ночь; мои люди притаились за остатками разрушенных стен из сухого камня. Я настойчиво советовал не открывать огня до сигнала, который должна была подать группа стрелков, расположенная в центре рядом со мной. Заметив противника на расстоянии около 80-ти метров, несколько стрелков справа, несмотря на мои указания, открыли огонь. Русские перед тем, как отойти, ответили мощным залпом, ранив двух моих людей. Если бы все в точности следовали моим указаниям, мы бы подпустили противника поближе, и наш залп уничтожил бы многих русских….В связи с темнотой эта стычка не имела продолжения».^{861}

Новый успех послужил поводом к новым награждениям. Нужно сказать, что для француза награда была громадным стимулом, побуждающим его сражаться и терпеть всевозможные лишения, сопряженные с военными буднями. Всемирно известной была еще со времен Бонапарта «…укоренившаяся во французском военном сословии жажда к славе и отличиям всякого рода».^{862}