Опухоль в его теле стала слишком большой, и он уже не мог справляться с болью, которую она вызывала.
«Интересно, какие болеутоляющие ему дают?» – подумал Ребус. У него у самого разболелась голова. Может быть, здесь найдется пара таблеток и для него? Из-за занавески послышалось громкое хрипение – еще один пациент пришел в себя и у него начался приступ кашля. А Джеймс тем временем вернулся к настоящему, отбросив давние воспоминания.
– Ваша жена, – напомнил ему полицейский. – Она позвонила мне и сообщила, что вы хотите что-то рассказать.
– Именно это я и пытаюсь сделать, – с некоторым раздражением ответил Кинг. – Я рассказываю вам историю.
– О том, как вы были модом?
– О времени, которое я проводил в Брайтоне.
– Вы и ваш мотороллер?
– И сотни парней вроде меня. Для нас это было религией, образом жизни, который мы собирались унести с собой в могилу. – Он немного помолчал. – И мы ненавидели рокеров почти так же сильно, как они нас.
– Рокеры были байкерами? – уточнил Джон, и его собеседник кивнул. – Отчаянные драки на побережье, – продолжал он. – Я помню это из «Квадрофении»[11].
– Тогда все становилось оружием. Я носил с собой нож, который взял на кухне у матери. Но еще мы использовали бутылки, кирпичи, доски…
Ребус понял, что он сейчас услышит, и наклонился поближе к постели:
– И что же случилось?
Кинг немного подумал, а потом поднес ко рту маску и глотнул кислорода, прежде чем произнести то, что собирался:
– Один из них – весь такой в джинсах, измазанных машинным маслом, двойные подвороты брюк на три дюйма, кожаная крутка и футболка – побежал не в ту сторону и оказался отдельно от остальной банды. Несколько наших начали его преследовать. Он понимал, что ему от нас не убежать, и поэтому заскочил в отель, находившийся на площади. Я помню, как мы хохотали, словно это была игра. Но игры закончились, когда мы окружили его в кладовой за кухней. Сначала мы били его руками и ногами, но когда он достал нож, я вытащил свой. И оказался проворнее его. Нож моей матери все еще торчал из его груди, когда мы сбежали. – Кинг посмотрел на Ребуса широко раскрытыми глазами. – Я оставил его умирать. Вот почему я хочу, чтобы вы меня арестовали. – Его глаза увлажнились. – С тех пор прошло много лет, но я каждый день вспоминал о том, что тогда произошло, и ждал, когда кто-то из вас постучит в мою дверь. Но никто не пришел. Никто не пришел…
Вернувшись на второй этаж своего многоквартирного дома, Джон Ребус выкурил пару сигарет и вытащил виниловую пластинку «Квадрофения». Просмотрел буклет с фотографиями и прочитал короткую статью, которая их сопровождала, а потом снял телефонную трубку и позвонил инспектору Сиобан Кларк.
– Да? – сказала она.
– Речь пойдет о древней истории, – начал Джон. – Лето шестьдесят четвертого года. Полагаю, мне о ней рассказали, потому что кто-то принял меня за олицетворение того времени. Причем преступление совершено даже не в Эдинбурге.
– А где?
– В Брайтоне. Моды и рокеры. Кровь в ноздрях и адреналин в крови. – Джон выдохнул сигаретный дым. – Это произошло почти пятьдесят лет назад. Мне сделал признание старый человек, которому осталось жить несколько дней, – он считает, что совершил убийство. Однако в больнице ему дают такие сильные препараты, что он мог бы рассказать, что является давно исчезнувшим братом Кита Муна[12].
– И что вы думаете?
– Я бы предпочел, чтобы он позвал священника.
– Вы полагаете, что стоит съездить на юг?
– В Брайтон?
– Хотите, чтобы я нашла для вас кого-нибудь в Управлении уголовных расследований?
Ребус потушил сигарету.
– Кинг назвал мне имена парней, которые там были, когда он ударил жертву ножом.
– И кто эта жертва?
– Джонни Грин. Об убийстве писали в газетах. Кинг был ужасно напуган и с этого момента перестал быть модом.
– А те, кто был вместе с ним?
– Он никогда больше не видел никого из них. Очевидно, это стало частью сделки, заключенной им с самим собой.
– И он жил со своим чувством вины пятьдесят лет…
– Жил
– Если б он тогда признался, то уже отбыл бы наказание и вышел на свободу.
– Я подумал, что лучше ему об этом не говорить.
Ребус услышал, как его собеседница вздохнула.
– Я найду вам кого-нибудь в Брайтоне, – после небольшой паузы пообещала она. – Разделенная ответственность и все такое.
Джон поблагодарил ее и повесил трубку, а затем взял первый из двух дисков «Квадрофении» и поставил его на проигрыватель. Он никогда не был модом, но в те времена хорошо знал эту пластинку[13]. Налив себе мятного чая, полицейский прибавил громкость.
Впервые за несколько месяцев, после серии убийств в Брайтоне этой весной, Рой Грейс наконец получил возможность сосредоточиться на работе с нераскрытыми делами, которыми он должен был заниматься после слияния групп по расследованию особо важных дел Сассекса и Суррея. Он как раз устроился за письменным столом в своем кабинете, когда вошел сержант уголовной полиции Норман Поттинг. Как всегда, он даже не постучал; его редеющие волосы были растрепаны больше обычного, и от него сильно пахло трубочным табаком. В руках Норман держал открытый блокнот.