Противостояние - попаданец против попаданца

Как-то отбиваться от этих домогательств дать зеленый свет группе армий "А" мне пока что удавалось только за счет медленного развития событий на Сталинградском направлении - мол, опасно начинать решающее наступление, не обеспечив надежной защиты открытого фланга. Общие соображения стратегии, высказанные еще Клаузевицем и говорящие о том, что негоже наступать по двум расходящимся направлениям одновременно, да еще и примерно равными силами, в общении с Гитлером работали далеко не всегда. Я-то знал, чем такой подход может закончиться, а вот фюрер, впечатленный последними успехами, похоже, сомневался. Так что Ральф, еще раз напомнивший мне о, подпрыгивающей на месте от нетерпения, группировке Манштейна, можно сказать, наступил на мою любимую мозоль. Но это так, к слову, гораздо больше в его письме меня заинтересовали довольно подробные описания военных приключений моего друга.

Да, да, не смотря на относительное затишье, царящее в нижнем течении Дона и окрестных степях, боев там хватало. 17-я полевая армия обкладывала Ростов, потихоньку готовясь к грядущему штурму. 11-я пугала командование Северо-Кавказского округа перспективой форсирования Керченского пролива. А 1-я танковая в это время маневрировала на широком фронте, одновременно готовя решительный прорыв в тыл частям Южного фронта с донских плацдармов и прикрывая правый фланг армейской группы "Клейст", ведущей наступление на Сталинград. Похождения Ральфа проистекали как раз из второй части нынешней боевой задачи подчиненных Гудериана. LVII-ой танковый корпус, в который на данный момент входила дивизия имени Адольфа Гитлера, короткими выпадами беспокоил слабые части прикрытия 51-ой и 57-ой советских армий, разбросанные по задонским степям и образующие жидкую завесу между левым флангом Сталинградского и правым флангом Донского фронта. Русские вяло отбрыкивались.

Вот об этой вот мышиной возне Баум и писал взахлеб на протяжении восьмидесяти процентов своего послания. И каждая строка, посвященная этим перемещениям по раскаленным просторам приволжского края, буквально дышала гордостью за себя и свою работу. Ральф гордился тем, что он на фронте, с оружием в руках, сражается за свою страну и, насколько я понял по некоторым обмолвкам, был абсолютно счастлив, находясь на своем теперешнем посту. Собственно, именно эта его детская восторженность и заинтересовала меня больше всего, заставив читать и перечитывать ровные строчки, выведенные химическим карандашом на сероватых листах, вырванных, судя по всему, из какой-то школьной тетради.

Простой бесхитростный парень из немецкой глубинки искренне радовался, что делает то, что, по его мнению, должен был делать каждый патриот своей страны. Мне даже немного обидно стало: я тут, понимаешь, весь погряз в интригах, зарылся в большую стратегию, из кожи вон лезу, пытаясь перевернуть мир и спасти Германию от разгрома, а этот вот индивид чихать на это всё хотел. Он даже охранять ставку, где глава его государства пребывает (ну и я, заодно) не желает. Ему пострелять охота. Кровь за Родину пролить и, если придется, жизнь за нее отдать - вот это для него патриотизм, высшая цель и главная доблесть в жизни. А я так - погулять вышел. Обидно? Обидно. Но именно за этим, если подумать, я и явился сюда.

Чтобы вот такие вот Ральфы, Иваны, Джоны, Томми и Жаки, готовые отдать жизнь за свою страну, не ища для этого какой-то особый повод и не прося ничего взамен, не исчезли с лица Земли. Так что я не буду искать в его словах и поступках мелкие обиды, а просто порадуюсь за моего единственного настоящего друга в этом мире - пусть ему повезет, и он сумеет выжить в этой великой войне, перемалывающей миллионы человеческих жизней. И сохранит свой незамутненный идеализм. А я, прожженный циник, припершийся сюда из двадцать второго века, постараюсь ему в этом помочь, ковыряя тонкую ткань исторической реальности своими грязными лапами.

Перелом

Целыми сутками я ездил по штабам, войскам, заводам... Все, сколько-нибудь значимые резервы срочно перебрасывались к фронту и оборонительным рубежам. Вести из войск были малоутешительны, немцы наращивали силы по обеим сторонам еще существовавшего коридора, вели разведку, прощупывали нашу оборону огнем...

Чувствовалось, что катастрофа - дело ближайших дней. Если не часов. Но стать свидетелем этого трагичного момента мне не пришлось. Опять, в который раз - срочный вызов в Москву. Получив телеграмму Сталина вечером 12-го августа я интуитивно догадывался, что стало причиной - намеченный на середину августа визит Черчилля в СССР. Оставив Маленкова и Ворошилова вместе с оперативной группой ГенШтаба расхлебывать заваривавшуюся кашу, я немедленно поехал на аэродром.

Ночной полет, сам по себе заставит нервничать, техника того времени была та еще; а тут и беспокойство по поводу сложнейшей ситуацией у волжской твердыни. До самого прилета я не сомкнул глаз, комбинируя в голове разные способы спасения Сталинграда.