Противостояние - попаданец против попаданца (СИ)

Как я узнал чуть позже, операция по вводу в бой оперативного резерва группы армий была организована и проведена просто блестяще. Для непосредственного командования, сосредоточенными в районе Вязьмы, подвижными соединениями и частями усиления был выделен штаб XXXXI-го танкового корпуса, в подчинение которого и поступили 22-я и 19-я танковые дивизии. Последняя представляла из себя бледную тень своей напарницы — чуть более полусотни танков, по три орудия в батареях артполка, сокращенный состав пехоты… В общем, не полноценная дивизия, а скорее мобильная боевая группа, но действуя на фланге мощного, полнокровного соединения и она смогла достичь многого.

Момент для нанесения удара был выбран мастерски — когда русские танковые соединения уже утратили свой первый порыв, но еще не успели окончательно смять пошатнувшуюся немецкую оборону. Место для приложения усилий также оказалось весьма перспективным — открытый и растянутый фланг 3-й танковой армии — главной ударной силы советского командования на этом направлении. Это уже была заслуга войсковой разведки. А дальше не сплоховало командование XXXXI-го корпуса, сумев добиться тактической внезапности. В сумме получили отлично выверенный и гроссмейстерски нанесенный контрудар, начисто смявший весь грандиозный рисунок наступления Западного фронта. Этакий мастер-класс от фельдмаршала Клюге и компании для благодарных зрителей из Ставки фюрера. Мол: смотрите, как мы можем наступать, когда есть свежие и хорошо укомплектованные части. Хотя бы одна дивизия…

Кстати, нежданный, но впечатляющий успех 22-й заставил меня несколько по-другому оценить существующее соотношение сил и имеющиеся перспективы. Понятно, что раз на раз не приходится, но, тем не менее, мой план предстоящей зимней кампании, который я строил в основном на основе доступного мне опыта третьей битвы за Харьков, заиграл новыми красками. Если раньше я больше надеялся, то теперь был почти уверен: если ОКХ с моей помощью удастся вовремя сосредоточить все намеченные резервы и осуществить все задуманные перегруппировки, то зимнее наступление русских закончится их же сокрушительным поражением.

Мечты, мечты… Но до этого в любом случае еще далеко, а сейчас настала пора напомнить нашим советским оппонентам, что лето — немецкое время, и наступать сейчас — наша прерогатива. Давление на Ржев ослабло, русский паровой каток — забуксовал, и положение группы "Центр" уже не вызывает особого волнения. Максимум, что ей теперь грозит, так это медленное выдавливание 9-й армии Моделя с вершины Ржевско-Вяземского выступа, но это уже не имеет значения — так или иначе, его всё равно придется оставить в ближайшие месяцы. А если русские хотят перед этим обязательно расшибить себе лоб об этот "бастион Восточного фронта" — что ж, это их право.

У нас же есть более серьезные задачи, чем борьба за, никому не ведомые, лесные сторожки посреди калининских торфяников. Армейская группа "Клейст" уже закончила перегруппировку, а эскадры 8-го авиакорпуса перебазировались на передовые аэродромы Восточного Донбасса. Ударные группировки завершили выдвижение на задонские плацдармы, а службы снабжения заготовили достаточное количество горючего и боеприпасов. До Сталинграда осталось менее ста километров — один хороший рывок и механизированные клинья Вермахта выйдут к Волге, отсекая от Советского Союза Кавказ и сжимая в стальное кольцо упорно не желающий сдаваться Сталинградский фронт. Всего один рывок — шаг, который должен поставить страну советов на грань поражения. И завтра танки Клейста и Гота этот шаг сделают.

Глава 5. Верховный

Машина подъезжает к Москве поздним вечером. Я смежил веки, и стараюсь прикорнуть. Или делаю вид, что сплю. Устал от мотаний по частям, соединениям, НП и штабам. Телефонным переговорам, потокам телеграмм, докладам подчиненных и отправленных отчетов в Ставку. Но не спится. Я думаю о человеке, к которому еду; который сейчас не спит, а работает в Кремле.

До сих пор помню удивленные глаза подчиненных и их реакцию на мое поведение во время сталинского звонка, прервавшего совещание в Генштабе; когда я не встал, услышав голос Самого в трубке.

Было это буквально на третий день после моего попадания, и могу списать такую феноменальную для моих генштабовских коллег непочтительность только на не въехавшее до конца в новые реалии сознание полевого агента. Нет, я привык к субординации, но в Службе особого внимания внешней дисциплине и чинопочитанию не придают значения.

Вольные стрелки, этакие партизаны 22 века, привыкшие больше полагаться на себя, агенты не тянутся во фрунт при виде любого мало-мальски важного начальства. Козыряние и стойка "смирно" позволяются лишь иногда и предназначаются только для особо авторитетных людей, вроде Шефа. Как способ подчеркнуть особое уважение.

Сложно вместить в слова, то многогранное ощущение, которое вызывал Иосиф Виссарионович. Это не был банальный страх или фанатичное восхищение.