Он предлагал во всех случаях высылки людей передавать предполагаемых к депортации гражданским властям и одновременно сообщать ДП МВД сведения, на основании которых было принято данное решение. «Сведения эти будут рассматриваться в спешном порядке Особым совещанием, образованным согласно ст. 34 Положения о государственной охране, причем лица, заподозренные в шпионстве и вообще в проступках более серьезного характера, будут высылаться совещанием в сибирские губернии под гласный надзор полиции на срок до пяти лет, а остальные будут водворяться под надзор же полиции на определенный срок в избранном ими месте жительства»[961]
.Хитрость хода Белецкого состояла в том, что КРО высылали людей, как правило, без каких-либо серьезных оснований, по навету или неподтвержденному подозрению. Таким образом, предоставление всех данных на заподозренных в шпионстве руководству политического сыска дало бы массовый компромат на фронтовые контрразведки и основания для пересмотра всей организации контрразведывательной службы.
Одновременно 13 ноября по требованию Моллова генерал-квартирмейстер ГУГШ Леонтьев направил ему экземпляр одобренного Верховным главнокомандующим 6 июня 1915 г. «Наставления по контрразведке в военное время» и Положения о КРО[962]
. А уже 18 ноября в здании ДП МВД было созвано совещание по реформе контрразведки. В нем приняли участие: бывший начальник Варшавского ГЖУ А. П. Бельский, начальник Петроградского охранного отделения К. И. Глобачев, видный жандармский контрразведчик В. А. Ерандаков, директор департамента Р. Г. Моллов, член Совета министра внутренних дел С. Е. Виссарионов, вице-директор И. К. Смирнов и генерал для поручений при министре внутренних дел П. К. Попов[963]. Состав участников имел принципиальное значение, он говорил о направлении этой работы в законное русло. Именно Бельский и Ерандаков были одними из главных оппонентов армейского начальства в вопросе о шпиономании, обоих их отстранили от ведения контрразведывательной работы из-за низкой раскрываемости и нежелания массово фабриковать дела.Вскоре 24 ноября в газете «Новое время» вышла заметка «Новое делопроизводство», в которой подавалась не соответствовавшая действительности информация о том, что якобы в департаменте полиции было образовано особое делопроизводство по борьбе с немецким засильем и по делам, связанным с войной[964]
. Смысл статьи состоял в том, чтобы атаковать министра внутренних дел Хвостова, поставившего одним из основных направлений своей политики борьбу с немецким засильем. Возможно, ее автор был в курсе внутренней работы в ДП МВД. Есть косвенные данные, что контрразведка Северного фронта под руководством Батюшина и с ведома Бонч-Бруевича перехватывала телеграммы и прочие сообщения, которые вели местные жандармские управления[965], – не исключено, что они смогли перехватить и информацию о подготовке преобразования контрразведки. На то, что авторство статьи принадлежало сотрудникам батюшинской контрразведки, указывал тот факт, что в ноябре 1915 г. «Новое время» находилось под влиянием контрразведки Северного фронта и некоторые журналисты издания были ее штатными сотрудниками[966]. На следующий день, 25 ноября 1915 г., главнокомандующий армиями Северного фронта Н. В. Рузский направил А. Н. Хвостову официальное письмо, довольно резкое по тональности. Используя текст статьи в качестве повода, генерал писал: «Независимо от сего до меня дошли слухи, будто бы Министерство внутренних дел и, в частности, департамент полиции, озабочиваясь «несовершенством постановки контрразведывательного дела в армии», намерено развить и дополнить правила, коими оно должно руководствоваться, для чего якобы было созвано особое совещание, вытребовавшее у Главного управления Генерального штаба «Наставление по контрразведке в военное время» и ныне его перерабатывающее. Если эти слухи основательны и если возникновение нового делопроизводства представляет собою их осуществление, прошу Ваше Превосходительство не отказать уведомить меня в возможно непродолжительном времени, насколько это соответствует действительности, в каких именно целях учреждено делопроизводство и в какое отношение предположено поставить его деятельность к контрразведке штабов армий и фронта»[967]. В тот же день Рузский направил копию этого письма председателю Совета министров Горемыкину, с просьбой дать оценку действиям Белецкого[968].