Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913–1917 гг.

Сам Маклаков в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии (ЧСК) Временного правительства связывал свое выдвижение с черниговским визитом Николая II. При этом Маклаков признает: «Никаких связей с теми, кто пользовался известным авторитетом в Петрограде, у меня тогда не было. В кругах служебных можно было бы назвать одного человека, с которым я до моего назначения познакомился и только раз видел его по поводу одной корреспонденции. Это был Мещерский, издатель „Гражданина“… Я виделся с ним только раз, и о назначении никакой речи не было… В некоторых случаях я шел гораздо левее его, а в других – правее»[166]. Как отмечает в своей монографии исследователь петербургских политических салонов Д. И. Стогов, не существует никаких прямых доказательств распространившимся в Петербурге слухов, что назначение Маклакова было инспирировано Мещерским[167]. Князь скорее использовал нового министра для борьбы против своего противника – премьера В. Н. Коковцова. Однако нельзя не признать крайне негативное отношение Мещерского к жандармам как таковым: князь выражался на страницах «Гражданина» весьма уничижительно о жандармах и охранниках, осуждая «безответственный террор»[168]. Именно эту позицию впоследствии занял и командир корпуса жандармов Владимир Джунковский.

Плохо зная столичные политические круги и будучи почти полностью неосведомленным в вопросах полиции, министр искал советников. Он с самого начала думал назначить своим заместителем Джунковского, которому совершенно доверял и на которого мог положиться. Они познакомились и сблизились еще во время совместной работы в Совете по делам местного хозяйства при МВД[169]. «Я давно знал его лично, у нас были добрые отношения», – говорил о Джунковском Маклаков[170]. Владимир Федорович был привлекателен Маклакову минимум по трем причинам: во‐первых, он был его личным другом; во‐вторых, Джунковский, бывший адъютант великого князя Сергея Александровича, любимого дяди Николая II, гость большинства великосветских мероприятий, мог помочь молодому министру разобраться в тонкостях придворной борьбы, стать гидом в высших сферах; в‐третьих, Джунковский казался гораздо лучше осведомленным в вопросах организации полиции по службе в Москве.

Назначение Джунковского подробно описывает генерал Курлов. «На второй день после своего вступления в должность министра внутренних дел Н. А. Маклаков просил меня, жившего на даче вне Петербурга, приехать к нему вечером для разговора. Он желал узнать от меня некоторые подробности о службе в министерстве, а в особенности о положении полицейского дела, прибавив, что имеет в виду заместить должность товарища министра внутренних дел и командира корпуса жандармов московским губернатором генералом В. Ф. Джунковским, его личным другом. Я счел своим долгом предупредить министра, что я хоть и уважаю генерала Джунковского, но нахожу его совершенно незнакомым с этим делом и опасаюсь, что это обстоятельство, ввиду полного незнакомства с ним и самого Маклакова, может вызвать серьезные осложнения, тем более что генерал Джунковский склонен искать популярности, а потому всегда проявлял презрительное отношение к полиции и к чинам Отдельного корпуса жандармов. Между тем жандармские офицеры очень ценят сердечное отношение к ним своего командира»[171].

Нелюбовь Джунковского к офицерам политического сыска отмечали многие. И коллеги отвечали ему взаимностью. Отношение чинов розыска к Джунковскому красочно характеризует генерал Герасимов, пересказавший ходившие среди офицеров сыска слухи. Якобы «в октябрьские дни 1905 года он (Джунковский. – В. Х.-Г.), будучи московским вице-губернатором, вместе с революционерами-демонстрантами под красным флагом ходил от тюрьмы к тюрьме для того, чтобы освобождать политических заключенных»[172].

История эта, разумеется, анекдотическая, но она ярко характеризует психологическую атмосферу, сложившуюся между новым командиром корпуса и его подчиненными.