Противостояние. Том II

Они прошли по коридору в спальню, двигаясь медленно, чтобы не подгонять Фрэн.

— Она скажет нам, — неожиданно произнес Ральф. — Матушка нам скажет. Чего терзаться.

Они вошли все вместе, и на них упал просветленный взгляд умирающей Матушки Абагейл.

Фрэн знала о физическом состоянии старухи, но все равно зрелище вызвало шок. От нее ничего не осталось, кроме сморщенной пленки кожи и сухожилий, обтягивающих кости. В комнате не было даже запаха разложения и приближающейся смерти; вместо него присутствовал запах сухого чердака… нет, гостиной. Половина иглы от капельницы торчала снаружи просто потому, что дальше игла не прошла.

Однако глаза не изменились. Они были теплыми, добрыми и человечными. Это явилось облегчением, по Фрэн все равно ощутила что-то сродни ужасу… не совсем страх, а может, что-то более священное — благоговение. Было ли это и впрямь благоговение? Такое давящее чувство. Но не ужас, а будто какая-то жуткая ответственность нависла над их головами, как камень.

«Человек предполагает — Бог располагает».

— Сядь, малютка, — прошептала Матушка Абагейл. — Тебе больно.

Ларри подвел ее к креслу, и Фрэн уселась с тихим вздохом облегчения, хотя знала, что и в сидячем положении ей скоро снова станет больно.

Матушка Абагейл по-прежнему смотрела на нее своими лучистыми глазами.

— Скоро у тебя будет ребенок, — прошептала она.

— Да… Но как…

— Шшшш…

В комнате наступила тишина. Глубокая тишина. Пораженная, загипнотизированная, Фрэн смотрела на умирающую старуху, которая появилась в их снах раньше, чем в их жизни.

— Выгляни из окна, малютка.

Фрэн повернулась лицом к окну, туда, где два дня назад стоял Ларри и смотрел на собравшихся снаружи людей. Она увидела не давящую темноту, а тихий свет. Это не было отраженным светом луны, это был утренний свет. Она смотрела на туманное, расплывчатое изображение детской комнаты с гофрированными занавесками. Там стояла колыбелька — по она была пустая. Там стоял манежик — пустой. Висела гроздь ярких пластмассовых бабочек — шевелящихся лишь от ветра. Ужас сжал ей сердце холодными ладонями. Остальные увидели это по ее лицу, но не понимали причину, они ничего не видели в окне, кроме кусочка лужайки, освещенного уличным фонарем.

— Где ребенок? — хрипло спросила Фрэн.

— Не Стюарт — отец этого ребенка, малютка. Но его жизнь в руках Стюарта и в руках Божьих. У этого малыша будет четыре отца. Если Бог вообще даст ему вздохнуть.

— Если он вздохнет…

— Бог сокрыл это от моих глаз, — прошептала та.

Пустая детская исчезла. Фрэн видела лишь тьму. И ужас снова сжал ладонями ее бьющееся сердце.

Матушка Абагейл прошептала:

— Тот сын Сатаны призвал к себе свою невесту, и он хочет от нее ребенка. Оставит ли он в живых твоего?

— Перестаньте, — простонала Фрэн. Она закрыла лицо руками.

Тишина, глубокая тишина как снегом окутала комнату. Лицо Глена Бейтмана превратилось в старый тусклый фонарь. Правая рука Люси медленно скользила вверх-вниз по шее над вырезом халата. Ральф держал свою шляпу на коленях, рассеянно теребя перо на ленте. Стю смотрел на Фрэнни, но не мог подойти к ней. Не теперь. Он смутно подумал о женщине на собрании — той, что быстро закрыла глаза, рот и уши ладонями при упоминании о темном человеке.

— Мать, отец, жена, муж, — прошептала Матушка Абагейл. — Против них — Князь Гор, хозяин темных рассветов. На мне грех гордыни. Так же, как и на всех вас. Разве не знаете вы, как сказано было: «Не верьте в хозяев и князей мира сего?»

Они смотрели на нее.

— Электрический свет — не ответ, Стю Редман. И рации — не ответ, Ральф Брентнер. Социология не покончит с этим, Глен Бейтман. И ты, раскаивающийся в том, что навсегда осталось в прошлом, не предотвратишь этого, Ларри Андервуд. И твой мальчик-младенец тоже не остановит этого, Фрэн Голдсмит. Взошла дурная луна. И вам нечего предложить Богу.

Она посмотрела на каждого из них по очереди.

— Бог рассудит так, как Ему угодно. Вы — не гончары, а лишь глина. Может статься, человек на западе — то колесо, которое раздавит вас. Мне не дано знать.

Слеза — поразительная для этого умирающего бескровного тела — выкатилась из ее левого глаза и скатилась по щеке вниз.

— Матушка, что мы должны делать? — спросил Ральф.

— Пододвиньтесь ближе, вы все. У меня мало времени. Я ухожу домой, на небеса, и никогда на свете не было человека, готового к этому лучше меня. Придвиньтесь ближе.

Ральф уселся на краешек кровати. Ларри и Глен встали у ее ног. Фрэн поднялась с гримасой боли, и Стю подтащил ее кресло к Ральфу. Она снова уселась в него и стиснула его руку своими холодными пальцами.

— Бог собрал вас вместе, ребята, не для того, чтобы вы создавали комитет или сообщество, — сказала она. — Он привел вас сюда лишь затем, чтобы послать вас дальше, на поиск. Он хочет, чтобы вы попытались уничтожить этого Темного Князя, этого Человека Края Земли.

Пульсирующая тишина. В тишине Матушка Абагейл вздохнула.