Противостояние. Том II

Они проходили крутой поворот — Надин по внутренней стороне шоссе, а Гарольд по внешней на своем мотоцикле «триумф». Они были на западном склоне Колорадо, милях в семидесяти от границы с Ютой. На внешней части шоссе оказалась лужа разлитого масла, и все дни с той поры Гарольд много размышлял об этой масляной луже. Это казалось уж слишком тщательно подготовленным. Лужа масла, откуда? Наверняка здесь никто не проезжал за последние два месяца. Полно времени для того, чтобы лужа высохла. Это словно его красный глаз наблюдал за ними, поджидая удобного момента, чтобы разлить лужу масла и убрать Гарольда со сцены. Отправить его с ней в горы в опасный путь, а потом похоронить его. Он, как говорится, отслужил свое.

«Триумф» влетел в бордюр, и Гарольда перебросило через него, как жучка. Дикая боль пронзила правую ногу. Он слышал треск сломанной кости. Он заорал. Склон вздыбился ему навстречу — склон, несущийся вниз под крутым, вызывающим тошноту углом прямо к ущелью внизу. Он слышал журчание быстрого потока воды где-то там, ниже.

Он ударился о землю, взлетел высоко в воздух, снова заорал, опять приземлился на правую ногу, услышал, как она сломалась еще в одном месте, снова взлетел в воздух. Приземлился, покатился и неожиданно врезался в мертвое дерево, обгоревшее сколько-то лет назад во время грозы. Если бы его там не было, он свалился бы в ущелье и достался бы не канюкам, а форели в горной реке.

Он записал в своем блокноте, все еще любуясь корявыми, по-детски большими буквами: Я не виню Надин. Это была правда. Но тогда он винил ее.

Потрясенный, весь дрожащий и исцарапанный, с правой ногой, превратившейся в один сплошной сгусток жуткой мучительной боли, он приподнялся и немного прополз вверх по склону. Высоко над собой он увидел Надин, перегнувшуюся через бордюр и смотревшую вниз. Ее лицо было белым и крошечным — лицо куколки.

— Надин! — крикнул он. Его голос напоминал хриплое карканье. — Веревку! Она в левой седельной сумке.

Она продолжала смотреть вниз, на него. Он подумал, что она не слышит его, и приготовился повторить, когда увидел, как ее голова двигается влево, вправо и опять влево. Очень медленно. Она отрицательно качала головой.

— Надин! Я не выберусь без веревки! У меня сломана нога!

Она не ответила. Она лишь смотрела на него сверху вниз и даже не качала больше головой. У него возникло такое ощущение, будто он провалился в глубокую яму, а она смотрит на него сверху, склонившись над краем.

— Надин, кинь мне веревку!

Снова это медленное качание головой, столь же жуткое, как дверца склепа, медленно закрывающаяся за человеком, еще не умершим, но попавшим в тиски какого-то ужасного оцепенения.

— НАДИН! РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО!

Наконец ее голос долетел до него, слабый, но хорошо слышный в тиши застывших горных громад:

— Все это было подстроено, Гарольд. Я должна ехать дальше. Мне очень жаль.

Но она не двигалась с места, она осталась у бордюра, продолжая наблюдать, как он лежит футов на двести ниже ее. Уже появились мухи, деловито пробующие его кровь на нескольких камнях, о которые он ударился и поранился.

Гарольд стал ползти вверх, волоча раздробленную ногу за собой. Поначалу у него не было ненависти, не было потребности всадить в нее пулю. Казалось очень важным лишь подобраться к ней ближе, чтобы прочесть выражение ее лица.

Было начало первого. Стояла жара. Пот скатывался с его лица и стекал на острые камни и уступы, по которым он полз. Он двигался, подтягиваясь на локтях и отталкиваясь левой ногой, как изувеченное насекомое. Дыхание с шумом проходило через его глотку туда и обратно, как горячий напильник. Он понятия не имел, как долго это продолжалось, но один или два раза он ударялся больной ногой о торчащие камни и от жутких всплесков боли терял сознание. Несколько раз он с беспомощными стонами соскальзывал назад.

Наконец он тупо осознал, что дальше ему не двинуться. Тени изменились. Прошло три часа. Он не помнил, когда в последний раз смотрел вверх, на бордюр и шоссе; наверняка больше часа назад. При такой боли он никак не мог сообразить, какое расстояние проползал в минуту. Надин скорее всего давным-давно уехала.

Но она все еще оставалась там, и хотя ему удалось одолеть всего около двадцати пяти футов, выражение ее лица было для него ясным до предела. На нем читалось печальное сочувствие, но взгляд был пустым и каким-то отсутствующим.

Ее глаза были с ним.

Вот тогда он возненавидел ее и потянулся к наплечной кобуре. «Кольт» все еще торчал там, удерживаемый во время его бешеного падения застежкой, обхватывающей рукоятку.

Он отстегнул застежку, искусно повернув тело так, чтобы она не увидела.

— Надин…