Протокол одного заседания

Фроловский. Тяжёлый вопрос сегодня решается у нас, товарищи. На мой взгляд, он вот в чём состоит. Как бы вам объяснить? Например, один мужчина может разрешить своей жене пойти вечером в кино с соседом. Он считает, что это нормально. А другой мужчина – стоит его жене улыбнуться кому-то в автобусе – так он ей такой скандал закатит дома, что стены дрожат. И это он считает вполне нормальным. Весь вопрос в том, где у нас в душе проходит граница между допустимым и недопустимым!.. Знаете, у меня на днях уже был один партком. Дома. Вечером прихожу – жена сообщает: так и так, у нас новости. Валерка отказался от премии, вся бригада у них отказалась. Я поднял его с постели: «Это правда?» – «Правда, папа», Так вот, завтра утром, говорю, ты пойдешь в кассу и получишь свою премию! И больше в этой бригаде ноги твоей не будет! А он стоит передо мной в трусиках: «Я могу уйти из дома, папа, но из бригады не уйду!» Дело дошло до того, что жена кинулась нас разнимать... Я всю ночь проговорил со своим сыном. Как мужчина с мужчиной. И как работник треста с работником треста. Так вот, там, у меня на кухне, за столом, прав был мой сын. А здесь, за этим столом, прав Потапов!.. (Батарцеву).Паша... Я не знаю, как это случилось... Но с каких-то пор ненормальное мы считаем нормальным, недопустимое – допустимым, неположенное – положенным!.. Вчера Валерка говорит: «Ну, что папа, ты, конечно, завтра выступишь против нашей бригады?» – «А почему ты так думаешь?» – «А потому, говорит, что Павлу Емельяновичу наш поступок наверняка не понравится, а ты против Павла Емельяновича никогда в жизни не пойдешь». И добавил: «Я могу тебе, папа, совет дать. Ты завтра на партком не ходи. Скажи – заболел». Вот такие дела, Павел Емельянович. Извини меня, но я – за предложение Потапова. (Садится на своё место, закуривает).

Поднимается Айзатуллин – его очередь.

Айзатуллин. Я убежден, товарищи члены парткома, что мы должны быть честными. Но я не убежден, что мы должны быть глупыми! Я тебя, Григорий Иванович, слушал и никак не мог понять, где я, собственно, нахожусь: в институте благородных девиц или на крупном современном производстве? Как-никак мы деловые люди. Не очень, правда, ещё деловые, но всё-таки! А вы посмотрите, в каком идиотском положении мы можем сейчас оказаться! Совсем недавно мы доказывали, требовали, умоляли – измените нам план! С большим трудом главк пошел нам навстречу. С большим трудом! А теперь мы должны поехать в этот же главк и таким тоненьким голоском сказать: тут у нас один бригадир подсчитал, что, оказывается, план мы выполнить могли, так что, пожалуйста, восстановите его... Это же скандал! Все наши отношения с главком немедленно летят к чертовой матери! Ведь после того, как главк подписал нам изменение плана, он за это отвечает больше, чем мы! Вы понимаете, что отсюда вытекает? Товарищи, давайте не витать в облаках! Для нас очень важно то обстоятельство, что руководство главка относится к тресту доброжелательно! Это отражается и на снабжении, и на фонде заработной платы, и на других жизненно важных вещах. Ведь пока ещё не роботы решают вопросы, а люди. И нам очень важно, чтобы те люди, которые решают вопросы, уважали нас... Тут Дина Павловна говорила: мы слишком любим свой трест! Да, любим! Это закон жизни – стараться, чтобы твоя организация выглядела лучше! И этот закон главк понимает. А вот то, что предлагает Потапов,— этого главк не поймет!.. Так же нельзя. Пришел Потапов, принес две тетрадочки, и сразу всё пошло вверх тормашками! А если бы товарищ Потапов не работал в нашем тресте? Если бы нам немножко меньше повезло в жизни? Тогда, очевидно, вопрос не стоял бы. Значит, всё зависит от одного человека?..

Соломахин. Один человек – это не так мало, Исса Сулейманович. Вот, скажем, взять вас. Если бы на вашем месте был другой...

Айзатуллин (не сдержавшись).Если бы на моем месте был другой, вас бы давно всех разогнали!.. (Садится).

Соломахин (обращаясь к Зюбину).У вас будет что-нибудь, Александр Александрович?

Зюбин, который за все время не произнес ни слова, встаёт.