Протокол «Сигма»

– Это зависит от того, – ответила Лизл, – как рана выглядит в действительности. Снимите рубашку. – Она говорила сейчас, как врач, которым на самом деле была.

Бен расстегнул пуговицы своей дорогой сорочки из оксфордского полотна. Ткань крепко присохла к плечу, и, потянув сильнее, он почувствовал предостерегающую вспышку боли.

Лизл взяла чистую губку, окунула ее в теплую воду, размочила корку крови и осторожно отлепила материю от раненого плеча.

– Вам невероятно повезло: пуля только ссадила кожу, и ничего больше. Расскажите мне, что произошло.

Пока Лизл обрабатывала рану, Бен подробно сообщил ей обо всех событиях, случившихся всего лишь несколько часов тому назад.

– Туда попали волокна материи от одежды. Нужно тщательно прочистить рану, чтобы не было заражения. – Лизл усадила Бена спиной к раковине умывальника, налила в фаянсовую мисочку немного воды из успевшего закипеть чайника и поставила ее остывать. Потом она на несколько минут вышла и появилась, держа в руках пачку марлевых салфеток и желтую пластмассовую бутылку с антисептиком.

Бен сам удивился, почувствовав, что его всего затрясло, когда Лизл стала тщательно промывать поврежденное место. Потом он снова содрогнулся всем телом, когда она приложила к ранке салфетку, пропитанную антисептической жидкостью.

– Лечение оказалось куда болезненнее, чем само ранение, – сказал Бен.

Лизл закрепила салфетку поперек ранки четырьмя полосками лейкопластыря.

– В следующий раз вам вряд ли так повезет, – сухо заметила она.

– Сейчас меня заботит не столько везение, сколько знание, – ответил Бен. – Я должен, черт возьми, понять, что здесь происходит. Я должен хоть как-то разобраться с «Сигмой». А она, похоже, твердо решила разобраться со мной.

– Везение, знание – поверьте мне, что вам в равной степени потребуется и то, и другое. – Она подала ему рубашку. Плотную рубашку из хлопчатобумажного трикотажа. Одну из рубашек Питера.

Внезапно впечатления от всего, что произошло с ним за последние несколько дней, те впечатления, которые он большим напряжением душевных сил держал под контролем, вырвались на волю, и он почувствовал, что на него нахлынула волна головокружения, паники, горя, отчаяния.

– Я помогу вам ее надеть, – сказала женщина, заметив болезненную гримасу на его лице.

Он знал, что должен овладеть собой, хотя бы только ради этой женщины. Вряд ли он мог полностью представить себе ту мучительную боль, которую испытывала она. Когда он облачился в рубашку, Лизл посмотрела на него долгим взглядом.

– Как же вы похожи! Питер никогда не говорил мне об этом. Мне кажется, что он даже не понимал, что вы совершенно одинаковы.

– Близнецы никогда не замечают своего сходства.

– Это было нечто большее. И я имею в виду не только физическую похожесть. Кое-кто говорил, что Питер жил бесцельно. Но я-то знала его лучше. Он был сродни парусу, что ли, который безвольно мотается лишь до тех пор, пока не подхватит ветер. А после этого он завладевает силой ветра. – Она помотала головой, как будто расстроенная тем, что не может как следует выразить свою мысль. – Я хочу сказать, что у Питера было как раз очень сильное ощущение цели.

– Я знаю, что вы имеете в виду. Именно этим его свойством я всю жизнь больше всего восхищался в нем – тем, что он стремился своими руками создать ту жизнь, которая устраивала бы его.

– Это была страсть, – сказала Лизл, и ее глаза печально блеснули, – страсть к справедливости, пронизывавшая каждую частицу его существа.

– Страсть к справедливости… Эти слова не слишком много значат в финансовом мире, – с горечью отозвался Бен.

– Мир, в котором вам было трудно дышать, – добавила Лизл. – Который постепенно душил вас. Питер часто говорил, что рано или поздно он, этот мир, должен вас прикончить.

– Можно умереть и гораздо быстрее, – ответил Бен. – Как мне довелось недавно узнать.

– Расскажите мне о той школе, в которой вы преподавали. Питер говорил, что она находится в Нью-Йорке. Я пару раз была в Нью-Йорке еще девочкой, и еще раз, позже, на медицинской конференции.

– Да, она находится в Нью-Йорке. Но в том Нью-Йорке, который видит очень мало кто из туристов. Я преподавал в месте, которое называется Восточный Нью-Йорк. Примерно пять квадратных миль, населенных самими дурными людьми во всем городе. Там есть несколько автомагазинов, забегаловки, где торгуют сигаретами и выпивкой, да места, где вам смогут выдать наличные по чеку. Семьдесят пятая зона – полицейские называют ее «семь-пять» и считают большим несчастьем получить туда назначение. За то время, пока я преподавал, в семь-пять произошло более сотни убийств. Случались ночи, когда можно было подумать, что ты находишься в Бейруте. Стоило лечь спать, как раздавалась пальба из «сэтеди найт спешиалз»[40]. Беспросветное место. И практически сброшенное со счетов остальным обществом.

– И там вы преподавали в школе?