Протокол 'Сигма'

- Ну как температура? - спросил он. Они разговаривали по-английски, поскольку английским Лефквист владел гораздо лучше, чем немецким, несмотря на семь лет работы в этой клинике.

- Не спадает, - с волнением в голосе ответила медсестра.

- А тошнота?

- Постоянно рвет.

Доктор Лефквист повысил голос и обратился по-английски к пациенту номер восемнадцать:

- Как вы себя чувствуете?

- Чертовы глаза! Они болят! - простонал пациент.

- Все нормально, - сказал Лефквист. - Ваше тело пытается отторгнуть препарат. Так всегда бывает.

Пациент номер восемнадцать поперхнулся, наклонился над судном, и его снова вырвало. Медсестра вытерла ему рот и подбородок влажной тряпкой.

- Первая неделя всегда проходит очень тяжело, - бодрым голосом произнес Лефквист. - Вы держитесь просто замечательно.

Глава 35

Выстроенная в итальянском стиле базилика, взгромоздившаяся над многолюдной Калле Дефенса, напротив вызывающе современного филиала "Банко Галисиа" носила имя Нуэстра сеньора да ла Мерседес - Богоматери Милосердной. Гранитный фасад церкви кое-где осыпался. Сварная решетка окружала небольшую площадку, вымощенную потрескавшимися черно-белыми плитками, уложенными в шахматном порядке; там просили милостыню цыганка и ее многочисленный выводок.

Бен разглядывал мать, одетую в джинсы, с закинутыми за спину распущенными черными волосами. Она сидела на ступеньках возле пьедестала разрушенной колонны, дети копошились у нее на коленях и вокруг. Дальше во дворе дремал старик с загорелой лысиной, одетый в пальто, из-под которого виднелся галстук; его рука намертво вцепилась в костыль.

Ровно в час пятнадцать, как было указано, Бен вошел в церковь и, распахнув открывавшиеся в обе стороны массивные деревянные двери, вступил в мутный полумрак притвора, где густо пахло восковыми свечами и человеческим потом. Привыкнув к темноте, он разглядел внутреннее убранство - огромное, гнетущее и сильно потрепанное. Высокие сводчатые потолки в романском стиле, пол, выложенный старинной изразцовой плиткой с красивой росписью... Священник декламировал нараспев на латыни свой речитатив, его голос, усиленный при помощи электроники, гулко, как в пещере, разносился в храме, и прихожане покорно отвечали ему. "Звоните и вам ответят". Везде прогресс.

Шла дневная будничная месса, но все же, что характерно, церковь была почти наполовину заполнена. Но ведь Аргентина - это католическая страна, напомнил себе Бен. То и дело в молитвенные песнопения вплетались трели сотовых телефонов. Бен огляделся и справа нашел исповедальню.

Несколько рядов скамеек выстроились перед застекленным шатром, где находилось изваяние окровавленного Христа, над головой которого красовались слова: "HUMILIDAD Y PACIENCIA" [Смирение и терпение (исп.)]. Слева возвышалась другая статуя Иисуса; надпись над нею гласила: "SAGRADO CORAZON EN VOS CONFIO" [Святое сердце, в тебя веруем (исп.)]. Бен сел на переднюю скамью - это тоже было ему указано - и принялся ждать.

Священник в облачении сидел и молился рядом с молодой женщиной с обесцвеченными пергидролем волосами, одетой в мини-юбку и туфли на высоких каблуках. Тяжелые двери то и дело с громким скрипом раскрывались и долго потом раскачивались на петлях, а в церковь врывался хриплый рев работавшего на холостых оборотах мотоцикла. Каждый раз Бен поворачивался, чтобы взглянуть на вошедшего. Не был ли это тот, кого он ждал? Бизнесмен с сотовым телефоном в руке вошел в храм, перекрестился телефоном, затем вошел в притвор - может быть, этот? - но вошедший прикоснулся к изваянию Иисуса, закрыл глаза и принялся молиться. Прихожане снова запели в унисон, подхватив усиленный микрофоном латинский речитатив, а Бен все сидел и ждал.

Он боялся, но решил не показывать этого.

Несколько часов назад он набрал номер, который нашел в папке, похищенной из архива Зонненфельда, тот самый, который, как предполагалось, некогда принадлежал вдове Ленца.

И принадлежал ей до сих пор.

Женщина, судя по всему, ни от кого не пряталась, но сама не подошла к телефону. Бену ответил бесцеремонный враждебный баритон; мужчина назвался ее сыном. Брат Ленца? Сводный брат?

Бен представился как адвокат по имущественным делам из Нью-Йорка, прибывший в Буэнос-Айрес, чтобы выполнить распоряжение о передаче огромного наследства. Нет, он не может назвать имя покойного. Он может сказать лишь, что Вере Ленц по завещанию оставлена большая сумма денег, но он должен прежде всего встретиться с нею.

После этих слов последовала продолжительная пауза; несомненно, сын раздумывал, как ему дальше поступить. Бен решился вставить одно замечание, которое могло показаться никак не связанным с тем, что он говорил перед этим, но тут же оказалось, что оно стало решающим.

- Я только что прибыл из Австрии, - сказал он. Никаких имен, ни единого упоминания о ее сыне - ничего определенного, способного на что-то указать или оказаться с чем-то связанным. Чем меньше скажешь, тем лучше.

- Я не знаю вас, - наконец ответил сын.

- Как и я вас, - решительно возразил Бен. - Впрочем, если это неудобно для вас или вашей матери...