Протокол «Сигма»

— Несмотря даже на то, что мой отец был вынужден переехать в Южную Америку, он продолжал издали руководить вот этим своим научно-исследовательским институтом. Ездил взад и вперед по нескольку раз в год. В конце пятидесятых один из его ученых совершил знаменательное открытие — оказалось, что при каждом делении человеческой клетки ее хромосомы, эти крошечные ниточки ДНК, становятся короче! Да, совсем незначительно, но тем не менее это сокращение можно измерить. Так что же это такое — то, что делается короче? Чтобы найти ответ, потребовались годы. — Он снова улыбнулся. — Отец был прав. Разгадка действительно крылась в наших клетках.

— Хромосомы, — сказал Бен. Он начал понимать. Отец был прав.

Теперь он догадывался, куда делся Макс.

— На самом деле лишь одна крошечная часть хромосомы. Самый кончик — нечто вроде тех твердых наконечников, которые делаются на шнурках для ботинок. Эти нашлепки были открыты еще в 1938 году; их назвали теломерами. Наша команда выяснила, что каждый раз, когда клетка делится, эти кончики становятся все короче и короче, пока клетка не начинает умирать. Наши волосы выпадают. Наши кости становятся ломкими. Наши позвоночники сгибаются. Наша кожа становится сухой и морщинистой. Мы превращаемся в стариков.

— Я видел, что вы делаете с этими детьми, — прервал его Бен, — с прогериками. Насколько я понимаю, вы экспериментируете на них. — А на ком еще вы экспериментируете? — Весь мир считает, что вы приглашаете их сюда на нечто вроде каникул. Да, своеобразные каникулы. — Нет, упрекнул себя Бен, я должен держаться спокойно. Он внутренне напрягся, чтобы сдержать свой гнев, не дать ему воплотиться в какие-нибудь зримые проявления.

Слушай его. Подталкивай его к дальнейшим разговорам.

— Действительно, у них нет никаких каникул, — согласился Ленц. — Но эти бедные дети вовсе не нуждаются в каникулах. Они нуждаются в уходе! Знаете, эти малолетние старики действительно очаровательны. Они рождаются старыми. Если вы возьмете клетку у новорожденного ребенка-прогерика и поместите ее под микроскопом рядом с клеткой девяностолетнего старика, то, черт возьми, даже квалифицированный молекулярный биолог не сможет найти разницу! У прогериков эти наконечники короткие от самого рождения. Короткие теломеры — короткая жизнь.

— Что вы с ними делаете? — спросил Бен. Он понял, что его челюсть болит оттого, что он все это время изо всех сил стискивал зубы. Перед его внутренним взором плясали дети-прогерики, упакованные в стеклянные банки.

Доктор Рейсингер, судья Мириам Бэйтиман, Арнольд Карр и другие весело выходили из зала, переговариваясь между собой.

— Эти крохотные наконечники для шнурков, они... они наподобие крохотных одометров. Хотя вернее будет сравнить их с таймерами. В теле человека сотня триллионов клеток, а в каждой клетке имеется девяносто две теломеры, так что получается десять квадриллионов маленьких-маленьких часиков, которые говорят телу, когда ему пора выключаться. Мы заранее запрограммированы на смерть! — Ленц, казалось, был не в состоянии сдержать волнение. — А что, если бы мы смогли каким-то образом перепрограммировать эти часы, а? Помешать теломерам укорачиваться! Вот в этом-то и заключалась вся хитрость! Ну, так вот, выяснилось, что некоторые клетки — к примеру, некоторые клетки мозга — производят химические вещества, энзимы, которые сохраняют теломеры и даже восстанавливают их. Все наши клетки обладают способностью делать это, но — по неизвестным причинам — большую часть времени эта способность оказывается выключенной. А что, если нам удастся ее включить? Заставить внутренние часики тикать дольше, чем они это делают сами по себе? Как изящно и как просто. Но я солгал бы вам, если бы сказал, что это было легко сделать. Даже имея доступ к чуть ли не всем деньгам мира и обладая возможностью выбирать из числа крупнейших ученых, для решения проблемы потребовались десятилетия, и множество других научных достижений, таких, например, как соединение генов...

Выходит, вот ради чего совершались все эти убийства, так, что ли?

“Как всегда, судьба не обходится без иронии, — подумал Бен. — Люди умирают ради того, чтобы кто-то другой мог прожить намного больше отведенного ему природой срока...”

Продолжать отвлекать его разговором, заставлять его увлеченно объяснять. Не показывать гнева. Не выпускать цель из виду.

— И когда же вы совершили ваш главный прорыв? — осведомился Бен.

— Лет пятнадцать-двадцать тому назад.

— Но почему же никто так и не догнал вас?

— Конечно, мы не одни работали в этой области. Но у нас имелось преимущество, которым не обладал никто другой.

— Неограниченное финансирование. — “Деньги Макса Хартмана”, — добавил он про себя.