Протокол "Второй шанс"

— Ага. Потом Цезарь поссорился с… А фиг его знает с кем. Шимкова сказала — «с каким-то пацаном лет двадцати, который вел себя как король». Вроде как, он там за главного был. Цезарь его назвал Гаем Октавием Фурином, но кто это — ни я, ни Шимкова не знаем, — Стив картинно развел руками, — Что ему Цезарь сказал, она не поняла, но в конце концов, по приказу этого пацана его атаковали легионеры. Стан с Джузеппе вмешались… Ну, чем это закончилось — ты и без меня знаешь.

— Знаю-знаю. Нет, ну такой же шикарный план был… — сокрушенно сказал Ал, после чего пододвинул к себе стоящую на приборке пепельницу и достал из кармана рубашки сигарету.

Стив махнул рукой, отгоняя от себя дым.

Следующие несколько минут прошли в тишине, прерываемой только мерным писком устройств на приборке и периодическими звуками втягивания дыма в легкие.

Тишину нарушил Стив:

— Слушай…. А нам-то теперь что делать? — его растерянный взгляд бесцельно метался по кабине, словно пытаясь найти в окружающем интерьере ответ на свой вопрос.

— Не знаю, — просто ответил Ал.

Они помолчали еще.

— Слушай, а может, просто улетим?

— В смысле? — не понял Ал.

— Помнишь, была такая старая книжка… Названия не помню. Там еще самолет пролетел через какую-то аномалию и провалился в прошлое на пару минут, — Ал отрицательно помотал головой, — Там правда людей не было и мир медленно умирал, не совсем похоже на нашу ситуацию, но не суть. Суть в том, как они назад вернулись. Они просто запустили автопилот на тот же маршрут, по которому прилетели. Прошли сквозь точку перехода назад — и оказались дома. Может, и у нас так получится?

В голосе Стива сквозила такая надежда, что Алу было даже как-то неловко ее разрушать, но промолчать он не мог — слишком многое зависело от этого решения:

— А что, если нет? — вздернул бровь Ал, — Как есть, Аркадия для жизни не пригодна. С такой концентрацией азота, как была там до терраформирования, один вдох — и труп готов. Еды у нас, даже если ввести распределение и поставить самые мизерные нормы, из расчета “только бы никто не умер от голода”, хватит не больше, чем на две недели, так что об обратной дороге можно забыть. Если хочешь мое мнение — это слишком большой риск. У нас двести человек на борту.

Стив тут же поник и принялся разглядывать свои туфли.

Они помолчали еще.

— А что тогда?

— Не знаю, Стив. Не знаю, — Ал уронил голову на руки, сложенные на приборке.

Выход, если он и существовал, упорно скрывался от него за плотной непрозрачной пеленой сомнений, страхов и растерянности.

Сложно было сказать, сколько прошло времени, прежде чем дверь кабины громко хлопнула, вытаскивая Ала из мрачных, — и абсолютно бесполезных, — мыслей.

— Ал… — он услышал голос Натали и только после этого оторвал голову от рук.

— Ну, давай, добей меня, — глухо отозвался он.

— Ал, — ощущалось, что слова даются ей с трудом, но она все-таки нашла в себе силы продолжить говорить, — Там к тебе люди ломятся. Парни из охраны их надолго не задержат.

— Кто?

— Пассажиры. Кажется, им надоело сидеть в неизвестности. Они требуют объяснений.

Волнения, пусть и неудивительные, сейчас были очень некстати. Впрочем, вряд ли Ал мог обвинить в них кого-нибудь, кроме себя самого — нужно все-таки было выделить время и проинформировать пассажиров о ситуации. Тем более, что расследование действий Густавссона все равно привело его в тупик.

Хорошая мысль всегда приходила в голову слишком поздно.

Ладно.

Ал тяжело вздохнул и поднялся с кресла:

— Скажи парням, пусть впускают. Мне есть, что им сказать.

— Но… — начал было Стив, но Ал его перебил:

— Буду импровизировать, что мне еще остается?

Мгновенно набившиеся в зал управления люди были в ярости. По одним только выражениям их лиц было легко понять, что они, вот уже четвертый день не имеющие понятия, что происходит, хотели одного из двух — или пояснений и какого-нибудь плана действий, или его крови. Третьего варианта не существовало.

— Минуточку внимания, — сказал он, примирительно поднимая руки вверх.

Голова уже закипала от лихорадочного обдумывания, какие из имевшихся у него на руках карт можно было наиболее безболезненно вскрыть перед общественностью.

Люди проигнорировали его призыв и продолжали кричать, делая любые попытки что-то им сказать невозможными.

— Я понимаю, вы хотите объяснений, но пока вы так кричите, я не смогу вам их дать! — закричал он во всю мощь легких — и это тоже не сработало.

Его в упор отказывались слышать.

— Тихо, я сказал! — разозлившись, рявкнул он в итоге — и в зале управления мгновенно воцарилась тишина, а несколько десятков пар глаз пристально уставились на него.

— Спасибо, — легко сбавил обороты он, — В первую очередь, я хотел бы перед вами извиниться. В вашем вынужденном информационном вакууме виноват я и только я. События последних дней развивались слишком стремительно не только для того, чтобы я успевал информировать вас, но даже и для того, чтобы оперативно транслировать всю поступающую информацию членам экипажа. Поэтому прошу вас не винить бортпроводников в том, что они от вас что-то намеренно утаивали — они и вправду знали не больше вашего.