Протоколы с претензией

  Национальная идея – комфорт и защита, пока не попадает в руки к агрессивным кретинам вроде нацистов – пункт четвертый.

  Купальные костюмы на пляже не предназначены отрицать наличие мужских гениталий и женской груди – аллегория ко всем предыдущим пунктам, означающая, что человеческую природу не стоит и невозможно скрыть, но она может быть окультурена.

  – Неким известным Я. способом? – любопытствует Кнессет Зеленого Дивана.

РОДОСЛОВНАЯ ЕЛКИ

  Елку породили язычники, как Авраам родил Исаака. Вокруг нее танцевали, как Давид у Ковчега Завета. На нее можно вешать все, что считают красивым, от разноцветных ленточек до свежеснятых скальпов. Она прижилась у христиан, потом носила на своей вершине звезду большевиков-атеистов. Размяк и большевизм, но и это ее не задело. Она нейтральнее Организации Объединенных Наций и гораздо менее навязчива. Она сама ни к кому не идет, но ее приглашают повсюду. И мы привели ее сюда вместе со своими жизнями. Чего это вдруг мы вспомнили о елке? Ну, во-первых, скоро год сменится, об этом нам напоминают и календарь на стене, и рекламный плакат, на котором обнялись и призывают нас покупать новогодние подарки два юных девичьих создания, явно взращенные на этой почве, песчаной у моря, глинистой в холмах. Одна из них белокожа и двадцать лет ей минуло недавно. И ее раскрытый в улыбке ротик, и все ее безбожно избалованное личико говорят нам о том, что позировать перед фотографом она пришла вовсе не от недостатка средств у ее родителей. Что изучает она параллельно в Тель-Авивском университете? Для биоинформатики она выглядит слишком беззаботной, для юриспруденции недостаточно эгоистичной. А ее подружка по плакату (ей и двадцати еще нет) – явно из провинции. Гонорар за этот плакат для нее – совсем не излишество. Фотограф это уловил, потому и попросил ее стянуть темные волосы плотно, спрятав от нас зажим на затылке, и саму ее поставил прямо. Это блондинка на ее плечо облокачивается, рассыпав по нему пряди своих волос, которые хоть и выглядят скромнее золота, гораздо дороже его на данный момент. Судя по трубочкам, торчащим из их бокалов, которые обе девушки держат в руках, в этих бокалах – коктейль, наверняка слабый, ведь окна этой студии смотрят на Средиземное море, а не на Северное, здесь пьянит не вино, а солнце. Улыбаясь, они смотрят вверх, откуда сыплется на них конфетти. Они совсем не боятся, что оно может попасть в их бокалы. И здесь мы усматриваем промах фотографа. Эти разноцветные бумажки, судя по разлитому по плакату беспечному счастью, легко склеить в такие же разноцветные евро, которые с удовольствием примет в свои запасы любой солидный банк. Елки на этом плакате нет и быть не может. Во-первых, елка велика собою и от ее присутствия стали бы маленькими в пропорции к ней эти чудные девичьи личики, и мы ничего не сумели бы понять о них. И во-вторых, елка в Еврейском Государстве – объект подозрительный, для большинства жителей не прошедший светское отделение от веры, и мнятся жителям этой страны за ее раскидистой и разлапистой тенью кресты, которыми бьют, и речи, которыми жалят.

  Что произошло с внутренним голосом новых граждан этой страны? Стоило ему пересечь границу, как он тут же переметнулся на другую сторону и вот теперь спрашивает членов Кнессета Зеленого Дивана: ну что это вас, заело, что ли? Национализм, сионизм...

  – Вы правы, – отвечают ему внутренние голоса членов Кнессета, – всякий раз, стоит нам уколоть дружбу народов, как что-то, нет-нет да и уколет нашу больную совесть. Давайте поставим елку и завертим небольшой праздник (maestoso), где будут все-все. Мы разбросаем сено по улицам, зажжем костры в железных бочках, развесим пестрые ткани по старым стенам и запустим веретено хоры. На хороводе единения всех рас и народов пойте на языке, убиенном нами во имя нашего светлого будущего:

           – Ло мир алэ инэйнем, инэйнем...