Читаем Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование полностью

В силу своего индивидуалистического принципа революция ослабила или развязала социальные связи французов; она привела наш народ в состояние атомистического распада, когда всякий индивид живет изолированно от индивидов-конкурентов. Новый режим ударил по всем вторичным обществам, из которых состоит это генеральное общество, нация. […] Как у французской семьи родилась бы мысль бороться против уклончивых положений Гражданского кодекса, или у французской провинции – бороться против разделения на департаменты, или у французских профессиональных цехов – бороться против «свободы труда»? Ни один живой орган не представлял эти коллективы. Рабочие страдали и роптали, патриоты возмущались, главы семей кряхтели, хитрили, плутовали. Но эти частные и иногда противоречивые попытки противиться всеобщему злу иногда порождали такие же или еще большие беды; невозможно было сопротивляться прямому следствию этого элементарного разложения; внутреннему врагу, который, двигаясь неслышными и уверенными шагами, овладевал ключами от страны[270].

С той поры следует предполагать наличие естественной связи демократии, республики и либерализма:

Демократия во Франции может жить, только если она опирается на республиканские нравы, которые следует искать прежде всего в протестантском и еврейском меньшинстве. И уже двенадцать лет [то есть с 1900 г.] мы повторяем полную формулу: евреи, протестанты, масоны, метеки[271].

Вот почему свое реальное существование и свою прочную материю Республика обеспечила себе благодаря протестантской, масонской и еврейской зоне, которая, естественно, находится в исторической, моральной и социальной оппозиции к католицизму»[272]. Главное противоречие – это противоречие между защитниками Церкви, отечества и армии и между сторонниками «индивидуалистического и либерального принципа»[273], то есть между представителями «националистского и традиционалистского духа»[274] и между приверженцами либеральных идей. Однако наличие «иудео-протестантского основания [либерализма] сегодня уже не подвергается сомнению»[275]; его можно кратко определить как «первенство индивида»[276]. Именно на этом пьедестале высится республика; здесь, как уточняет Моррас, «отсутствует вождь», отечество «фатально разделено»[277]; а за республиканской кулисой «действуют четыре нации, стоящие лагерем во Франции, но враждебные Франции»[278].

Морраспроанализировал дело Дрейфуса, иллюстрируя подобную перспективу, в соответствии с оппозицией: «инстинкт национального сохранения» – «индивидуалистский и либеральный принцип»[279]; их носителями являются, с одной стороны, «инстинктивный национализм движения «Аксьон франсэз»[280], с другой – индивидуализм «партии Дрейфуса»[281]. Возвращаясь к этому делу в рамках альтернативы «индивид или родина», Моррас в своем объяснении «еврейского мятежа»[282] обвиняет индивидуалистское воздействие республиканских умов в той же мере, что и манипулирование «государств конфедерации» «принципами индивидуализма»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Бозон Хиггса
Бозон Хиггса

Кто сказал что НФ умерла? Нет, она затаилась — на время. Взаимодействие личности и искусственного интеллекта, воскрешение из мёртвых и чудовищные биологические мутации, апокалиптика и постапокалиптика, жёсткий киберпанк и параллельные Вселенные, головокружительные приключения и неспешные рассуждения о судьбах личности и социума — всему есть место на страницах «Бозона Хиггса». Равно как и полному возрастному спектру авторов: от патриарха отечественной НФ Евгения Войскунского до юной дебютантки Натальи Лесковой.НФ — жива! Но это уже совсем другая НФ.

Антон Первушин , Евгений Войскунский , Игорь Минаков , Павел Амнуэль , Ярослав Веров

Фантастика / Научная Фантастика / Фантастика: прочее / Словари и Энциклопедии / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Тайны нашего мозга, или Почему умные люди делают глупости
Тайны нашего мозга, или Почему умные люди делают глупости

Мы пользуемся своим мозгом каждое мгновение, и при этом лишь немногие из нас представляют себе, как он работает. Большинство из того, что, как нам кажется, мы знаем, почерпнуто из общеизвестных фактов, которые не всегда верны… Почему мы никогда не забудем, как водить машину, но можем потерять от нее ключи? Правда, что можно вызубрить весь материал прямо перед экзаменом? Станет ли ребенок умнее, если будет слушать классическую музыку в утробе матери? Убиваем ли мы клетки своего мозга, употребляя спиртное? Думают ли мужчины и женщины по-разному? На эти и многие другие вопросы может дать ответы наш мозг. Глубокая и увлекательная книга, написанная выдающимися американскими учеными-нейробиологами, предлагает узнать больше об этом загадочном природном механизме. Минимум наукообразности — максимум интереснейшей информации и полезных фактов, связанных с самыми актуальными темами: личной жизнью, обучением, карьерой, здоровьем. Перевод: Алина Черняк

Сандра Амодт , Сэм Вонг

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное