Протоколы заседаний ЦК Партии социалистов-революционеров (июнь 1917 - март 1918) с комментариями В М Чернова

Выходило, что сам глава правительства стремился к диктатуре, лишь в особой ее форме, испорченной многоголовием, к олигархической ее форме; причем он понимал, что вряд ли в остальном правительстве он найдет сочувствие своему плану, со стороны же советских организаций он во всяком случае наткнется на самое решительное сопротивление. В этих условиях он должен был терпеливо ждать перехода в главных советах гегемонии в руки большевиков и какого-нибудь очередного большевистского "путча", чтобы на фоне ликвидации левого мятежа провести оправдываемую им "централизацию власти"; для легальности этой централизации требовался очень послушный, т[о] е[сть] по возможности более безличный состав правительства. Военные же круги, с Корниловым во главе, не понимали этой "политики дальнего прицела", с ее терпеливым выжиданием и работою Пенелопы48 -- попеременного надвязывания и распускания петель -- с вечным лавированием под ветром советских настроений. Они считали ее бесполезной и хотели объявления открытой войны советским организациям, их уничтожения, трактования небольшевистского социализма под одно с большевистским, переворота явного и прямого, а не замаскированного и не размененного на ряд квази-легальных частичных перемен. Логика при этом часто оказывалась на стороне военной группы. Она правильно полагала, что ждать с переменами в строении власти, пока большевики перейдут в наступление, опасно, ибо они, проученные первым неудачным (июльским) опытом49, на сей раз вряд ли перейдут в наступление ранее, чем у них будут серьезные шансы на успех. Не менее правильно полагали они, что демократию все равно не обманешь никакою испорченной и замаскированной формою диктатуры, что "директориальный" строй правления окажется для нее неприемлемым. А если так, то надо идти к чистой форме диктатуры и взять инициативу действий в собственные руки. Решительным моментом конфликта поэтому и был настойчивый призыв Корнилова, обращенный к Керенскому: приехать в ставку и оттуда объявить новый состав Временного правительства, вместе с выделением из него Директории.

Драматический эпизод с разговором Керенского и Корнилова по прямому проводу, в котором Керенский притворно соглашался на корниловскую комбинацию и старался выведать планы главнокомандующего, обманно начав с ним разговор от лица бывшего министра Львова50, доверенного лица Корнилова, -- тот эпизод, который дал повод Корнилову потом утверждать, что не было никакого мятежа, а была лишь "великая провокация" со стороны министра-президента по адресу главнокомандующего, -- этот эпизод лишь символизировал собою всю ту путаницу взаимоотношений, которая создавалась вокруг вопроса о перестройке центральной власти под спудом, за кулисами, при почти полной неосведомленности широкого общественного мнения.

Можно сказать поэтому, что корниловский "мятеж" застиг Россию врасплох. Общественное мнение и после ликвидации мятежа глухо волновалось, не разбираясь вполне в логике происходящего и лишь крупицами узнавая истину.

Даже и высшие партийные и советские центры того времени не сразу могли охватить создавшееся положение. Протоколы заседаний Центрального комитета за сентябрь месяц показывают это с полною ясностью.

Первое же заседание (от 2 сентября) отмечено решением отменить созыв Совета партии (высшего партийного органа в промежутках между ее съездами, составляемого из представителей Центрального комитета и всех областных организаций), и отложить также общепартийную экономическую конференцию, приблизительно на месяц. Это было решено ввиду невыясненности общего политического положения и трудности для Центрального комитета выступить с совершенно определенными предложениями, тем более, что в его собственной среде обострились разногласия и настроение было колеблющимся. То же решение отложить мы встречаем и в вопросе о "левом течении в партии". Именно в это время на ее левом крыле волнение достигло своего максимума: впервые пошла речь о возможности вступить, хотя бы вместе с большевиками, на путь свержения власти51. Момент казался для этого на редкость подходящим: старое правительство распалось, "преемственность власти" сохранялась лишь в лице единственного министра-президента Керенского, с трудом набиравшего новый состав кабинета министров, политика сильно дискредитированного, не замечавшего этой дискредитированности и пытавшегося возродить правительство, руководясь лишь своими личными взглядами и предпочтениями и стоя вне контроля каких бы то ни было серьезных общественных организаций. Партия, при всем недовольстве Керенским, разумеется, не могла не противостоять тяге к таким рискованным и азартным путям действия, как его свержение путем переворота; но она должна была противопоставить нервозным планам участия в большевистских авантюрах не один голый запрет, а и что-нибудь положительное, какой-нибудь практически осуществимый план влияния на демократизацию правительственной власти, в лице Керенского все более и более отрывавшейся от народа.