«Достойно есть яко воистинну блажити Тя, Богородице, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего, честнейшую Херувим и славнейшую воистинну серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем»[386]
.Затем читалось Трисвятое и ряд трогательных молитв:
– Нескверная, неблазная, нетленная Пречистая Богоневесто Владычице (…) яже ненадежным едина надежда и побеждаемым, помощница, готовое заступление к Тебе пребегающим и всем христианом прибежище (…) приими мое еже от скверных устен приносимое Тебе моление и своего Сына и нашего Владыку и Господа (…) умоли, яко да (…) обратит мя на покаяние и своим заповедем делателя искусна явит мя (…)[387]
– Даждь нам, Владыко, на сон грядущым покой души и телу…[388]
– Боже Вечный и Царю всякаго создания (…) прости ми грехи, яже согреших во дни сем (…) и очисти, Господи, смиренную ми душю от всякия скверны плоти и духа. И даждь ми, Господи, в нощи сей сон преити в мире, да (…) благоугожду пресвятому имени твоему во вся дни живота моего (…). Избави мя, Господи, от помышлении суетных, оскверняющих мя, и похотей лукавых[389]
.Наконец, следовала последняя, самая прекрасная молитва:
– Ненавидящих и обидещих нас прости, Господи человеколюбче. Благотворящим благо сотвори. Братиям и всем сродником нашим, иже и уединившимъся, даруй им вся яже ко спасению прошения и живот вечныи. В болезнех сущыя посети и исцели, в темницах сущих свободи. По водам плавающим правитель буди и иже в путех шествующим исправи и поспеши. (…) Помилуй, Господи, давших нам милостыню и заповедавших нам недостойным молитися о них, прости их и помилуй. Помилуй, Господи, труждающихся и служащих нам, милующих и питающих нас и даруй им вся яже ко спасению прошения и живот вечныи. Помяни, Господи, прежде отшедшыя отцы и братию нашю и всели их, идеже присещает свет лица Твоего.
После этого следовало 50 поклонов за живых и за мертвых. Наконец, после благословения отца все ложились спать в мире с Богом и людьми. Но Аввакум и Анастасия добавляли сюда еще и необязательные молитвы: несколько молитв и «Верую».
«… Огонь погасим, да и я, и жена, и иные охотники нуже пред Христом кланятца в потемках: я 300 поклон, 600 молитв Исусовых, да сто Богородице, а жена 200 поклон, да 400 молитв, понеже робятка у нее пищат»[390]
.Супружеская жизнь была столь же строго регламентирована, как и домашняя молитва. Полное воздержание требовалось по средам и пятницам, в субботы и воскресенья, в посты, особенно в Великий пост, по-видимому, все праздники и на Пасху – «ибо тогда надлежит молиться, а не предаваться удовольствиям плоти». Во всяком случае, даже в разрешенные дни никогда не следовало забывать очищать себя от осквернения, ранее чем прикасаться к святым предметам: это очищение должно было быть как физическим, так и духовным: 50 или 100 поклонов. Супруга должна быть послушной. Пред лицом мужа она должна быть молчаливой, кроткой и веселой. Ибо, как крест храму, муж – глава жены; жена же должна повиноваться мужу, как Церковь Христу[391]
. Бедная Анастасия почти все время была беременной. Мы знаем, что у нее было девять детей, которым были наречены имена: Иван, Агриппина, Прокопий, Корнилий[392], Афанасий, Акилина[393], Ксения, еще один ребенок или даже двое детей, умерших в Сибири[394]. Может быть, были и еще дети, умершие в раннем возрасте, которых отец не упоминал.Жена Аввакума была доброй женщиной, кроткой и скромной. Образования она не получила. Она могла вступать в пререкания со служанкой без особых на то оснований[395]
, иногда она уступала материальным нуждам[396] в предпочтение духовным. Но она была, невзирая на это, желанной подругой для Аввакума. Борясь сперва рядом с ним, затем разделенная с ним, она, как мы увидим из дальнейшего, стойко и мужественно выносила все испытания, непоколебимо веря в правоту своего дела. Без колебаний, без долгих рассуждений, она призывала его пожертвовать семьей ради того, что представлялось ему долгом. Простые слова ее, собранные мужем, который глубоко ее ценил, составляют самые прекрасные места Жития непоколебимого протопопа[397]. Без Анастасии Аввакум, может быть, не был бы самим собой. В моменты сомнений не поколебался ли бы он, как многие другие? Не обладая гордой самоуверенностью и некоторым восторгом от собственных усилий, что свойственно общественному деятелю, она, может быть, проявила еще большее мужество, чем он, в своей твердости, а также и больше добродетели, поскольку труднее поддерживать в самом себе духовные силы, чем проявлять их активно. И он, который довольно низко ставил женщину, у которой «волос долог, а ум короток», и который не допускал возражений со стороны женщин, проявлял к ней, наряду с любовью, и нечто большее: уважение. Она была его сотаинницей. Без нее он не принимал никакого серьезного решения. Даже издалека, он заботился о ней. Он рекомендует ее боярыне Морозовой: «Напрасно покидаешь и Марковну, Марковна – доброй человек; я ее знаю»[398].