Протопоп Аввакум. Жизнь за веру

Как-то раз невестка воеводы, боярыня Евдокия Кирилловна, пришла к Аввакуму с заболевшим сыном Симеоном, которого крестил и каждый день благословлял протопоп, однако не застала того дома. Тогда она, «смалодушничав», послала своего ребёнка к «мужику-шептуну» — туземному лекарю-шаману. Это не помогло — болезнь только усилилась: «младенец пуще занемог; рука правая и нога засохли, что батошки». Узнав об этом, Аввакум страшно рассердился и порвал с боярыней всякие отношения. Между тем ребёнок уже умирал. Но, заботясь о душе своей духовной дочери и ожидая её искреннего покаяния, Аввакум был неумолим и отвечал плачущим посланцам боярыни: «Коли баба лиха, живи же себе одна!» В то же время протопоп не переставал молиться: «Вижу, яко ожесточил диявол сердце ея; припал ко Владыке, чтоб образумил ея»…

И молитвы Аввакума были услышаны. Наутро Евдокия Кирилловна прислала просить прощения у Аввакума своего среднего сына Ивана. В это время шёл сильный дождь, зимовье Аввакума протекало, и он лежал на печи голый, накрывшись берёстой. Протопопица спасалась от сырости в печи. Протопоп сжалился и велел принести ребенка. «Я-су встал, добыл в грязи патрахель и масло священное нашол. Помоля Бога и покадя, младенца помазал маслом и крестом благословил. Робенок, дал Бог, и опять здоров стал, — с рукою и с ногою». Напоив младенца святою водою, Аввакум отослал младенца к матери. «Виждь, слышателю, — подводит протопоп Аввакум итог своему рассказу о чудесном исцелении, — покаяние матерне колику силу сотвори: душу свою изврачевала и сына исцелила! Чему быть? — не сегодни кающихся есть Бог!»

Об исцелении своего любимого внука и крестника узнал от невестки и Пашков. Когда Аввакум пришёл к нему, он, «поклоняся низенько», сказал: «Господь тебе воздаст. Спаси Бог, что отечески творишь, не помнишь нашева зла», и до того даже растрогался, что прислал опальному протопопу «пищи довольно». Однако отношения Аввакума с воеводой вскоре опять ухудшились.

Произошло это из-за следующего случая. В августе 1661 года в Иргенский острог пришли с Амура 17 человек казаков во главе с Абрамом Парфёновым и стали проситься в государеву службу. Не зная, что явившиеся казаки были обманщиками, и испытывая недостаток в людях, Пашков принял их. Желая как-то компенсировать неудачу Даурской экспедиции, воевода послал их вместе со своим сыном Еремеем воевать, как пишет Аввакум, «Мунгальское царство». Большинство комментаторов аввакумовского «Жития» отождествляют «Мунгальское царство» с Монголией, но достаточно посмотреть на карту Сибири, чтобы убедиться в невозможности похода в Монголию из Иргенского острога за столь короткий срок. К тому же путь в Монголию преграждали буряты, на тот момент ещё не принявшие русского подданства. На самом деле, как явствует из документов, в августе 1661 года воевода Пашков послал из Иргенского острога 72 служилых человека и 20 тунгусов во главе со своим сыном Еремеем на «великого государя непослушников на Тунгусские улусы в поход».

Будучи, судя по всему, человеком весьма суеверным, Пашков прибег к помощи туземного шамана («волхва мужика»), чтобы выяснить исход предстоящей авантюры. Возмущению Аввакума не было предела, когда вечером вблизи его зимовья шаман, «отвертя голову» живому барану и бросив её в сторону, «начал скакать, и плясать, и бесов призывать» … Наконец, «много кричав, о землю ударился, и пена изо рта пошла. Беси давили ево, а он спрашивал их: “удастся ли поход?” И беси сказали: “с победою великою и с богатством большим будете назад”. И воеводы ради, и все люди радуяся говорят: “Богаты приедем!”».

Видя такое явное отступление от христианского благочестия и поругание православной веры, Аввакум в порыве охватившего его праведного гнева прибегает к крайней мере: он начинает молиться о неудаче предстоящего похода, чтобы не сбылось дьявольское предсказание шамана. Впрочем, впоследствии он весьма сокрушался о том, что поступил так под воздействием охватившего его чувства, особенно жалея Еремея, который был человеком добрым и благочестивым и не раз защищал протопопа от своего отца.