Процесс исключения

Народные заседатели задавали ответчику вопросы, главным образом уточняющие даты "процесса прохождения". Судья был молчалив. По существу он задал юристу издательства всего один вопрос. Предоставив ему подробно обосновать утверждение, будто повесть моя "идейно неполноценна", судья спросил:

— А что, при заключении договора на принятую вещь, когда автору выплатили 60 % гонорара, тогда повесть была полноценной?

Выслушав юриста издательства, юриста "Охраны авторских прав" и меня, суд удалился на совещание.

Минут через двадцать:

— Суд идет… Прошу встать…

Зал встал настороженно.

— Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики…

Именем Российской республики народный суд Свердловского района постановил: издательство обязано выплатить автору все 100 % гонорара ввиду того, что рукопись отклонена уже после одобрения.

Деньги были мне выплачены через несколько дней…

А повесть?

Над выпуском книг суд не властен. Повесть, подхваченная Самиздатом, давно ходившая по рукам, перешла границу.

В 1965 году в Париже, в издательстве "Пять Континентов", под другим названием ("Опусте-лый дом"), с переменой имен некоторых героев (например, "Ольга Петровна" вместо "Софья Петровна") повесть была опубликована по-русски. Затем в Америке в двух номерах "Нового журнала" (1966, № 83 и 84, Нью-Йорк) под верным заглавием и без перемены имен тоже по-русски. Затем оказалась она переведенной на многие языки мира: я видела ее своими глазами по-английски, по-немецки, по-голландски, по-шведски и слышала, что существуют издания на других языках.

Благодарна Самиздату, заграничным издателям и переводчикам. Никакой шальной обыск по делу № 27 или 227 или 20227 не уничтожит теперь мое свидетельство. Конечно, давать моей повести другое заглавие (вместо имени героини — "Опустелый дом") не следовало; речь в моей книге идет об интеллигентном обществе, ложью доведенном до утраты сознания. Софья Петровна (Ольга Петровна тоже) — представительница этого общества. Перемена названия в данном случае есть покушение на перемену замысла… Но как бы там ни было, я все равно благодарна.

Однако, испытывая благодарность, утоления не чувствую. Жду одного, хочу одного: увидеть мою книгу напечатанной в Советском Союзе. У меня на родине. На родине Софьи Петровны. Жду терпеливо: 34 года*.

* Нет, 48. В 1988 году "Софья Петровна" опубликована в журнале «Нева», № 2, а затем в моей книге, выпущенной издательством "Московский рабочий".

Я хотела бы подвергнуть повесть одному-единственному суду: моих сограждан, молодых и старых, в особенности старых, переживших то же, что выпало на долю пережить мне и столь непохожей на меня женщине, которую я выбрала героиней своего повествования, — Софье Петровне, одной из тысяч, виденных мною вокруг.

2

XXII съезд партии принял решение воздвигнуть памятник невинно замученным — создать нечто вроде пантеона. Но решить решили, а исполнено не было. Напротив, как прекрасно разъяснил на суде в апреле 1965 года «ответчик», "нам, коммунистам", поминать случившееся "нет необходимости, а главное, нет пользы".

Что правда, то правда. Известный современный поэт давно написал (по другому поводу):

…штабелями

В снегу лежали не дрова…*

*Александр Межиров. В блокаде. В кн.: Поздние стихи. М.: Советский писатель, 1971, с. 191.

Написал поэт о блокадном Ленинграде. Но и в лагерях штабелями в снегу лежали не дрова. Естественно, ответчику отвечать за штабеля трупов неохота.

Памятник погибшим воздвиг пока что один А.Солженицын великой книгой "Архипелаг ГУЛАГ" — писатель, изгнанный за свою упорную памятливость из пределов отечества. Те, кто в 1974 году изгнали из страны Солженицына, уже в 60-х, а может, и ранее решили вычеркнуть из истории, вытравить случившееся из памяти поколений. Пусть мерзлая земля молча хранит мертвых, пусть вьюга заметет могилы, пусть их оплачет ветер. Но не слово.

Могучий «Реквием», плач Анны Ахматовой по загубленным жизням, до сих пор не прозвучал у нас на родине.

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под ковшами черных марусь*.

* «Реквием» опубликован в 1988 году в журнале «Нева», № 6.

…А ведь какая пошлая ложь — мысль, будто поминать и оплакивать означает растравлять раны. На самом деле это единственный известный человечеству способ лечения. Недаром церковь создала для верующих бессмертные слова об усопшем, и панихида — это высокое утешение, не растрава; панихида бесцерковная — тоже. Произнести скорбное слово об ушедшем, о погибшем или загубленном — это не значит "сыпать соль на раны", это значит выплакать соленые слезы и утереть их.

…Приблизительно через четыре года после XX съезда и за год до XXII в «Правде» (29 апреля 1960) была помещена одна из глав поэмы Твардовского "За далью — даль". Касаясь "последствий культа", поэт писал:

Да, все, что с нами было,

Было!

А то, что есть,

То с нами здесь.