Процесс Жиля де Рэ

Нельзя забывать о том, что́ отличает фигуру Жиля в этой кровавой драме в первую очередь: он не какой-то обычный человек, перед нами знатная особа; этот воин, этот людоед, насиловавший и убивавший маленьких детей, прежде всего, относится к привилегированному сословию. Однако привилегией было не только богатство Рэ. Уже само существование Жиля выделяет его из множества других людей, поражая наше воображение, излучая свет. Оно само по себе блистательно, хотя бы в силу самого факта его рождения; столь же блистательны роскошь и война.

Выдающаяся личность Рэ сама по себе есть власть, которая довлеет, соблазняет. Разумеется, нет ничего соблазнительного в том, что детям резали глотки. Но благородство Рэ не есть благородство в смягченном и выхолощенном смысле. Рэ благороден, подобно германским воинам. Его благородство сродни жестокости, которая не останавливается ни перед чем и служит предметом всеобщего преклонения; как и у берсерков, подобная жестокость помещает вдохновленного ею по ту сторону мира. Благородство Рэ обнажает в нем монстра.

Порой благородное происхождение Жиля неотделимо от темной стороны его личности; его орудием становится притягательная сила ночи и ночных кошмаров. Вспомним о германских гариях и о том, как они покрывали себя сажей, чтобы приблизиться к ужасам ночи. В жестокости присутствует двойной смысл соблазнения и устрашения. Благородный воин, грансеньор, тот, кто восхищает, — в то же время вселяет в души страх.

При этом Жиль де Рэ трепетал перед дьяволом. Однако дьявол завораживал его, ведь на самом деле Рэ пытался заключить союз с тем, кто вселял в него ужас. Сущность сверхъестественного мира, мира Бога или дьявола, состояла в благородстве или, если угодно, в суверенности, и этим потусторонний мир был близок Жилю. Существование Бога или дьявола имело лишь один смысл: тот, что благородный человек почитает за цель всего благородного мира, светлое или темное обаяние, которое в реальности напоминает прекраснейшие полотна, обольстительные и чарующие. Полотна эти могут изображать кровавые битвы или мучеников (сексуальные темы непременно затушевывались…). Но в любом случае ужас тесно связан с прелестью колдовских чар.

У сира де Рэ есть преимущество, по крайней мере, в этом плане. Он руководствовался тем внутренним импульсом (в его чистой форме), который состоит в стремлении подчинить деятельность людей обаянию избранных, их изысканным играм. Люди в их совокупности производят блага всех видов. Но в обществе XV века эти блага предназначены для привилегированного сословия, для тех, кто может вести разрушительные войны между собой, но подчиняет себе массы. Массам необходимо трудиться, чтобы избранные могли играть, даже если избранные, играя, истребят друг друга. Блага, в которых большинство видит лишь труд, для избранных есть не что иное, как игра. Они не замечают труда, воплощенного в благах как в продуктах этого труда, ибо благородный, избранный не трудится и не должен трудиться никогда.

Об этом часто забывают, однако самый принцип благородства, составляющий сущность его, есть отказ претерпевать унижение и бесчестье, которые оказываются неизбежным результатом труда!

Для общества прошлого труд постыден с фундаментальной точки зрения. Он — дело раба, крепостного, того, кто вместе с возможностью распоряжаться самим собой потерял и честь; свободный же человек смог бы работать, лишь впав в ничтожество.

Это связано с тем, что сам труд не содержит в себе никакого особого интереса, он — подчиненная, служебная деятельность, направленная на нечто, лежащее вне ее самой. Тот, кто хочет избежать этой подчиненной жизни, в сущности не может работать. Ему нужно играть. Ему, как ребенку, необходимо спокойно развлекаться; ведь освободившись от своих занятий, ребенок развлекается. Но взрослый не может, подобно ребенку, развлекаться, если он не занимает привилегированного положения. Те, у кого нет привилегий, вынуждены опускаться до труда. Напротив, избранным следует воевать. Подобно тому, как неизбранный вынужден трудиться, избранный должен воевать.

Война сама по себе обладает привилегией: она и есть игра. Она не похожа на иные виды деятельности, смысл которых состоит лишь в расчете на результат. Конечно, верно и то, что войну можно рассматривать с точки зрения пользы: если город или страна подвергаются нападению, их следует защищать. Но в отсутствие воинственных стран или городов, которые без всякой необходимости тревожат своих соседей, люди могли бы избежать распри. Изначально война представляет собой результат деятельного беспокойства, даже если в действительности она зачастую становится неизбежным следствием обнищания какой-нибудь местности, жители которой должны искать себе пропитание, чтобы выжить.

Чаще всего зачинщики войн вели их неистово и необузданно. Вот почему долгое время война могла казаться игрой. Страшной, но все же игрой.