Однако, это далеко не вся правда. России сегодня присущи элементы демократии, но демократической системы у неё нет. В числе её необходимых, но отсутствующих элементов — Конституция, которая обеспечила бы разумное разделение и баланс властей; наличие реальных, если не считать коммунистов, общенациональных партий; обеспеченное верховенство конституционного, гражданского и уголовного права; серьёзное намерение правящих элит обуздать систематическую коррупцию на высшем уровне и другие должностные преступления, не говоря о наказании виновных; а также гарантии элементарных прав человека, которые в широких масштабах нарушаются повсюду: от московских улиц и российских тюрем до Чечни. (Российские правозащитники, ныне, по словам их лидера, «рассматриваются как главные внутренние враги страны»){185}
.Более того, как легко увидеть, существующие элементы демократии, большая часть которых является плодом правления не Ельцина, а Горбачёва, постоянно ограничиваются. Общенациональное телевидение и газеты, которые практически полностью контролируются Кремлём и немногими преследующими свои цели финансовыми олигархами, сейчас менее свободны и объективны, чем несколько лет назад, а центральные и региональные власти удваивают усилия по подавлению независимой журналистики. Политическая роль военных и сил безопасности сейчас больше, чем когда-либо после 1991 г. и проявляется, в том числе, в форме поддержанной Кремлём избирательной активности на региональном уровне. Местные начальники всё увеличивают свою власть над гражданами. Рабочих систематически лишают элементарных прав. Парламент менее независим, чем раньше, и всё ещё находится в тени исполнительной власти с её указами. Что же касается общенациональных выборов 1999 и 2000 гг., то они были менее честными, чем предшествовавшие, а их результаты, возможно, ещё более фальсифицированными{186}
.Повторим снова: регресс, проявившийся в этих авторитарных тенденциях, не означает ни превращения посткоммунистической России в полицейское государство, ни неизбежного развития событий по веймарскому образцу с соскальзыванием в новый тоталитаризм, как этого опасаются некоторые в Москве. (Один московский знакомый в отчаянии полагал, что единственный выбор на президентских выборах в марте 2000 г. был «между главой компартии и бывшим главой КГБ». И, конечно, коммунистический кандидат призывал своих избирателей голосовать «не за КГБ, а за КПСС»). Но это действительно позволяет понять, почему столь многие демократически настроенные русские — реально существующие, а не назначенные на эту роль правительством США — говорят теперь об «управляемой демократии», в которой «демократические учреждения существуют, но результатом их деятельности является лишь то, что нужно государству», а также о «демократии без альтернатив» и «псевдодемократии»{187}
.Наиболее важным продуктом управляемой политической системы, призванной исключить реальные альтернативы, стал, конечно же, «феномен Путина»: увенчавшийся успехом план ельцинского режима по передаче поста президента специально подобранному и до этого малоизвестному преемнику, что позволило сохранить власть и избежать риска уголовного преследования. Если даже в действительности режим и не причастен к взрывам домов в 1999 г. и другим событиям, которые повели к возобновлению Кремлём войны в Чечне, циничное использование граничащей с геноцидом военной кампании в качестве предвыборной стратегии не является показателем демократии и стабильности.
Не свидетельствует об этом и предшествующая политическая биография Путина, а также те шаги, которые были предприняты вслед за его инаугурацией в мае 2000 г. Два из них выглядели особенно зловеще. 11 мая «налоговая полиция», одетая в маски и снабженная средствами нападения, совершила налёт на финансовый офис единственной в стране относительно независимой телевизионной сети, а её собственник через месяц после этого был арестован на короткое время. Этот собственник — ведущий олигарх — был вовлечён в сомнительные финансовые сделки, а также при случае использовал телевизионную компанию в своих политических интересах. Но сам пугающий факт налёта, от которого холодом повеяло на читателей уже уменьшившегося числа независимых газет, заставил одного из редакторов заметить: «Лицо России в начале двадцать первого века — это лицо в чёрной маске».