Главное в этой беседе, по-видимому, сам факт беседы. И скорее всего, неважно о чём, пусть даже об уважении медиком влияния космогонии на человеческую душу в целом и на процесс пищеварении в частности. По директиве положены такие-то справки, будь добр предоставь. Положена профилактическая беседа, пожалуйста, сядь и прослушай.
– Наш президент и премьер-министр не щадят своих сил и здоровья во имя сохранения человеческой жизни, – П.П. продолжал речь и, несколько увлёкшись, даже применил приём жестикуляции: поднятый вверх указательный палец; перст правосудия, – и поэтому мы все, без исключения, должны понимать важность того, во имя чего проводится государственная политика. Согласны?
На словах «мы все» он перевёл палец и зенита в надир, по-видимому, подчеркнув направления вектора власти. Или показав моё, со своей точки зрения, местоположение в общественной иерархии. Отсутствие в речи даже намёка на тему нарушения правил оборота и хранения сильнодействующих веществ, вокруг чего, собственно, всё и закрутилось, меня несколько смутило. Возможно, этот внешне представительный сотрудник прокуратуры что-то попутал. Или содеянное действительно имело мизерные масштабы. Так или иначе, но выяснять что к чему, не имело никакого смысла.
– Согласна, – я в очередной раз покорно кивнула головой, – например, в области онкологии.
Не знаю, что подвинуло меня к этому выпаду в тот момент, когда требовалось помалкивать и лишь иногда односложно соглашаться. Не исключено, некоторая природная дерзость. Или скрытая склонность к авантюризму. А может всё вместе и, плюс, родинка на шее помощника прокурора, имеющая нюансы патологического окраса и формы.
– В смысле? Поясните, – непроизвольно сменив проницательность во взгляде на удивление, граничащее с предчувствием опасности, спросил он спустя пару секунд.
– Ну, вы же говорите про заботу о человеческой жизни …
– Да. И что? Причем здесь онкология?
– Как причём? А разве не долг медика спасти человеческую жизнь, вовремя заметив опухоль.
– Какую опухоль? Как заметить?
– Ту, что на виду. По признакам перерождения.
– По каким признакам?
– По всяким. Потемнение, увеличение, уплотнение, прорастание…. Да ещё много чего. Тут нужно конкретно разбираться.
Помощник вдруг переменился в лице. Покопавшись в столе, он извлёк на белый свет небольшое зеркальце и принялся разглядывать родинку на своей шее. Несколько лихорадочных движений головой в итоге помогли найти удобный ракурс. Исследование, судя по сошедшей на лицо бледности, не принесло успокаивающих результатов. Отложив диагностический инструмент в сторону, помощник прокурора спешно заявил, что моё дело закрыто и инцидент, так сказать, полностью исчерпан. Затем наступила скоротечная церемония благодарностей и прощания. Благодарности несли, естественно, весьма расплывчатую суть, зато прощание явило верх откровенности. Последнее, что я увидела в проёме закрывающейся двери, это пальцы на шее хозяина кабинета. Видимо он, оставшись один, решил более досконально провести исследование, дабы убедиться в актуальности посещения онколога.
Уже покинув здание прокуратуры, я совершенно случайно столкнулась лицом к лицу с Листиковым. От неожиданности мне в голову не пришло ничего лучше, чем банально поздороваться. Вместо ответа на ходу, без какого-либо замедления шага, последовало злобное «Что, сука, радуешься? Радуйся, радуйся …».
Войдя в некоторый ступор от услышанного, я автоматически проводила его взглядом до дверей прокуратуры. Лучи светила били прямо в глаза аккурат от здания. Из-за временного ослепления мне показалось, что Фёдор по мере продвижения покрывается коричневыми струпьями, а его одежда превращается в ветхие бинты. Тень здания дополнила иллюзию, превратив ещё вчера всемогущего главу ГСНН в мумию, за которой захлопнулась дверь гробницы. Или саркофага: не знаю, какую ещё применить аллегорию, связанную лишь именно с конкретным индивидом, дабы не наслать на себя гнев всех правоохранительных структур.
Шутки шутками, а при желании они могут сделать мумию из любого, и я здесь далеко не исключение.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Жизнь быстро вошла в прежнюю колею. По месту службы я всё же заработала формальное наказание на основании письма, составленного и отправленного Зудовым на имя главного врача. Не знаю, какие там у них в ГСНН правила, или это была инициатива неудовлетворённого Листикова, или звон в неуёмной башке Зудова, бог им свидетель, но бумага оказалась внушительной по содержанию и должна была как минимум скомпрометировать меня в глазах руководства. Причём основательно. Главный врач, однако, даже читать её не стал, а сразу влепил выговор. Через месяц он сам его и снял. Не только с меня, а со всего персонала больницы, типа по амнистии в честь юбилея. На самом деле он во время своего руководства так увлёкся выговорами, что один оскорбившийся сотрудник ударился в судебные тяжбы, да и выиграл дело. В итоге, чтобы не создавать прецедент, главный решил начать с чистого листа. Хитрозадые они, все эти современные главные врачи.