Да, лебедка «Шишиги», дизельгенераторы мощностью в шесть и десять киловатт, надежные бензопилы с очень прочными цепями, электрическая циркулярка с электрофуганком, болгарка и мощная, здоровенная электродрель, его здорово выручали, и особенно помогало то, что у него имелось сверло диаметром в тридцать шесть миллиметров с проточенным под патрон дрели хвостовиком, позволявшее ему строить мощные деревянные конструкции, но самое главное, у него не было недостатка в соляре и каждую ночь он по прежнему сжигал излишки нефти, объезжая свою латифундию на вездеходе по периметру, а потому зверье к нему по ночам не наведывалось. Ну, а он по большей части сидел на рыбной диете. Ездить на охоту ему было некогда и максимум, что он мог себе позволить, так это раз в три дня порыбачить час, максимум полтора, чего, обычно, вполне хватало. Рыбы в Пшехе водилось прорва и это была не одна только форель, но еще и усач, голавль и судак. Рыба по три раза на день его полностью устраивала, ведь к ней еще и прилагалась красная икра, из которой он даже жарил котлеты, смешивая ее с рыбным фаршем. В общем спать голодным ему не приходилось, а вскоре подошла и молодая картошечка, так что все шло путем.
Когда Митяй ездил в Асфальтовую Гору за асфальтом, чтобы заасфальтировать двор своей крепости и полы в подвале, то снова повстречался с шерстистым носорогом и тот, то ли увидев головы махайрода, то ли учуяв их запах, хрюкнул, развернулся и, крутя хвостом, бодрой рысью помчался по своим делам в лесостепь. Между тем в районе Асфальтовой Горы Митяй както раз увидел огромного, матерого пещерного льва и сразу же понял, кто именно в этих краях прокурор. Эта зверюга со светлой, желтоватосерой шерстью, размером мало чем уступала невысокой лошади, вот только была куда мощнее нее. Посмотрев на опасного красавца в бинокль, он пожелал ему долгих лет жизни и счастья, заодно мысленно посоветовав держаться подальше от Крейзи Шутера, который шуток не понимает и потому стреляет навскидку и очень метко. После той поездки в начале лета, Митяй уже больше ни на что не отвлекался и к концу августа вывел дом под крышу и даже построил на ней двухэтажную башню, после чего принялся ударными темпами настилать перекрытие верхнего этажа, пустив на это толстенные липовые доски, оструганные только с одной стороны.
Липой почемуто брезгует шашель и это дерево с каждым годом делается все прочнее и прочнее, так что лучшей древесины на балки, как не пытайся, все равно не найдешь. Из липы же Митяй намеревался изготовить оконные рамы и коробки. Она не подвергалась короблению и высыхая не давала большой усадки, не говоря уже о том, что обрабатывать ее было не в пример легче, чем сосну. Ну, и к тому же липы в лесу росло много. Еще липа дала ему много лыка и потому уже очень скоро он мог замочить ее и начать вить веревки и канаты, которых ему так не хватало. Имеющиеся у него капроновые репшнуры, Митяй берег, как зеницу ока. Вместе с тем у него знатно уродился лен, над которым он трясся куда больше, чем над помидорами, огурцами, болгарским перцем, баклажанами, кабачками, тыквами и арбузами. Сначала собрав все льняные семена до единого, он выдергал его и разложил сушиться строго по рецепту, вычитанному им в электронной энциклопедии. Вообщето ноутбук и особенно диски с самой различной информацией, его выручали очень сильно и Митяй, отличавшийся от многих других людей его возраста тем, что руки росли у него оттуда, откуда надо, а не из задницы, смело брался за любое начинание, но сначала всетаки внимательно читал имеющуюся у него электронную справочную литературу.
К концу сентября дом, можно сказать, он построил и даже остеклил все двадцать четыре окна на первых трех этажах, два окна в башне и навесил на них мощные, дубовые ставни. На верхних этажах окон было даже больше, так как две северные комнаты на первом этаже он решил отвести под склад. Правда, жить можно было только на первом этаже, да и то всего лишь в одной комнате, размещавшейся в правом углу, а если точнее, то в трех, так как он разделил эту загогулистую комнату деревянными перегородками на три смежных комнаты, в которых имелись потолки. Все остальное можно было достраивать и отделывать, по мере необходимости, хоть до морковкиного заговенья. Главное у него теперь имелся громадный, полностью перекрытый подвал, три комнаты с одной печной трубой, к которой он в любой момент мог пристроить печи, и время на то, чтобы спокойно заняться уборкой урожая, хотя некоторую его часть он уже собрал и даже насолил на зиму огурцов, помидоров, наварил приправ и все это пусть закатал не в стеклянные банки, но зато разлил по большим белым горшкам, закупорил их крышками и для вящей герметизации залил парафином.