Закончил он так, как заканчивал каждую последующую вещь в этот вечер: с последней нотой голова слегка приподнималась вверх, широкая улыбка, поклон с распростертыми руками, рукопожатие с дирижером под отражающуюся от стены овацию. Он спел еще, и, прежде чем замерли аплодисменты, дирижер проводил его до занавеса, за которым Паваротти исчез. Я предположил, что ему надо дать отдых уставшим голосовым связкам и проглотить целебную ложку меда. Но мадам соседка выразила совершенно иное мнение, надолго занявшее мое воображение.
— Конечно же, ему необходимо подкрепиться.
— Что вы, мадам!
— Ш-ш-ш… Слушайте флейту.
Флейта отзвучала, и мадам развила свою теорию. У Паваротти не только величайший голос, но и тело немалое. Он большой любитель вкусно поесть, кстати. Концерт длится долго. Так петь,
Что ж, я сунул нос в программу. Действительно, мадам рассуждала вполне логично. Почему бы ее не прочитать, к примеру, таким образом, чтобы между ариями проявились строчки меню:
ДОНИЦЕТТИ
(Insalata di carciofi)[121]
ЧИЛЕА
(Zuppa di fagioli alla Toscana)[122]
АНТРАКТ
(Sogliole alla Veneziana)[123]
ПУЧЧИНИ
(Tondello con funghi e piselli)[124]
ВЕРДИ
(Formaggi)[125]
MACCHE
(Granita di limone)[126]
И ЕЩЕ
(Caff`e e grappa)[127]
Еще один довод в пользу того, что предположение об ужине с пением не пустой фантом воображения жительницы Оранжа: как и все зрители, я воображал, что ткань в руке маэстро — платок. Но слишком уж велик этот платок. Я поделился наблюдением с мадам, и она уверенно кивнула.
— Конечно же, это салфетка.
И мы продолжили наслаждаться концертом.
Паваротти был неподражаем не только в пении, но и в поведении. Он непринужденным образом контактировал с аудиторией, не боялся иной раз отступить от партитуры, нежно гладя в таких случаях дирижера по щеке, безупречно вступал, выходил и уходил. Однажды он вернулся на сцену в обернутом вокруг шеи голубом шарфе, спускавшемся до пояса. Я истолковал этот шарф как защиту горла от ночной прохлады. Как бы не так! — просветила меня мадам. Маэстро ненароком оросил себя соусом, прикрыл пятно, только и всего. Прелестен, правда?
Официальная программа завершена, оркестр на сцене. Нищие и проститутки скандируют: «Вер-ди! Вер-ди!» В этот раз зрительская масса солидарна с ними, и Паваротти присоединяет к меню добавку:
Взрыв в публике, поклон оркестра, улыбка звезды — концерт окончен.
До выхода мы добирались полчаса, но успели увидеть два необъятных «мерседеса», исчезнувших в ночи.
— Могу поспорить, это он, — сказал Кристофер. — Куда, интересно бы узнать, он на ужин покатил?
Где ж Кристоферу знать, что происходило за кулисами, ему-то не удалось оказаться рядом со всеведущей мадам из Оранжа. Тринадцать тысяч человек присутствовали на ужине Паваротти, того не сознавая. Надеюсь, маэстро еще вернется в Оранж, и рассчитываю, что в следующий раз в программе отразят и его меню.
Постижение пастиса
Исцарапанные столы и обшарпанные плетеные стулья выставлены в тень раскидистых платанов. Время подходит к полудню, клубы пыли, поднятые полотняными башмаками шаркающего через площадь старика, на мгновение застывают в воздухе, резко очерченные солнцем. Официант поднимает взгляд от
Он возвращается со стопкой, заполненной лишь на четверть, да и то если он сегодня в хорошем настроении, и с запотевшим графином воды. Вы доливаете стопку, получаете туманный напиток желтовато-сизоватой мутности, с резким сладковатым запахом аниса.
С моей точки зрения, наиболее существенный компонент
Перед приездом сюда я считал пастис товаром, продукцией, возникшей из сотрудничества двух гигантов: Перно плюс Рикар, знак равенства, пастис.