Прованс навсегда

Заметки о моде и спорте с собачьей выставки в Менербе

Стадион Менерба, плоское поле, зажатое виноградниками, обычно служит шумным полем боя для деревенской футбольной команды. Под соснами на время матча замирает с дюжину автомобилей, болельщики делят внимание между ходом игры и провизией, добываемой из огромных корзин. Но раз в году, обычно во второе воскресенье июня, стадион преображается. Флажки и гирлянды исконно прованских красного и желтого цветов натягиваются между деревьями; чтобы расширить автостоянку, вырубают сухостой и валят переросших дуплистых ветеранов. Вдоль дороги воздвигается забор из бамбукоподобного canisse,[187] чтобы не подглядывали желающие сэкономить пятнадцать франков на билете. Потому что событие это масштабное, что-то вроде дог-шоу Крафта или скачек в Аскоте, Foire aux Chiens de M'enerbes — собачья ярмарка в Менербе.

В этом году она началась рано и шумно. Семь часов утра, мы открываем ставни и двери, наслаждаясь единственным утром в неделю, когда не грохочет соседский трактор. Распевают птицы, сияет солнце, долина нежится в лучах солнца. Мир и покой. Как вдруг в полумиле от нашего дома, сразу за холмом, chef d'animation[188] начал проверку своего усилителя, разбудившего половину Люберона.

— Allo, allo, un, deux, trois, bonjour M'enerbes! — Кашлевая интерлюдия. Кашель администратора, как раскаты лавины, отражается от дальних гор. — Bon. Ca marche?[190] — Он чуть убавил громкость и переключил усилитель на «Радио Монте-Карло». Тихое утро полетело ко всем чертям.

Мы решили сходить на выставку ближе к вечеру. Тогда первые этапы отбора останутся позади, сомнительные дворняги и дворовые энтузиасты отсеются, лучшие носы округи примут участие в полевых соревнованиях.

Точно в полдень громкоговоритель смолк, фоновый собачий хор убавил интенсивность до отдельных плаксивых серенад обиженных или тоскующих хвостатых индивидов. Долина снова затихла. На два часа собаки и все остальное уступили место желудку.

— Tout le monde a bien mang'e? — снова загавкал громкоговоритель. Микрофон уловил подавленную отрыжку. — Bon. Alors, on recommence.[191]

Мы двинулись по ведущей к стадиону тропе.

Тенистая просека за автостоянкой приютила группу специалистов, продающих своих элитных друзей гибридных пород, отличающихся теми или иными талантами. Собаки, натасканные на кабана, на кролика, на перепелок или вальдшнепов. Живой товар преимущественно спал под деревьями, к которым и был прикреплен при помощи цепочек и ошейников. Собаки вздрагивали во сне, сучили ногами. Владельцы все похожи на цыган — стройные, смуглые, с золотыми коронками, сверкающими из-под густых усов.

Один из них заметил интерес моей жены к морщинистому черно-коричневому псу, лениво скребущему ухо здоровенной задней лапой.

— Il est beau, eh?[192] — обратился к ней владелец, сверкнув золотозубой улыбкой. Он наклонился к псу и сгреб в кулак кожу собачьего загривка. — Он живет в sac `a main.[193] Можно его носить.

Пес тоскливо поднял глаза и перестал чесаться. Жена покачала головой.

— У нас уже и так три.

Продавец пожал плечами и отпустил кожу, выросшую на три размера больше собаки.

— Три, четыре… Велика ли разница?

Чуть подальше товар представляли с большими ухищрениями. Над фанерно-проволочной будкой торчал плакатик с печатным текстом: Fox-terrier, imbattable aux lapins et aux truffes. Un vrai champion. Настоящий чемпион, гроза кроликов и трюфелей, толстый коричнево-белый фокстерьер сопел, завалившись на спину и задрав все четыре ноги. Мы едва замедлили шаг, но владелец тут же отреагировал.

— Il est beau, eh? — Он разбудил собаку, взял на руки. — Regardez![194] — Опустив собаку наземь, он вынул из металлической коробки, стоявшей рядом с пустой винной бутылкой на капоте его автомобиля, кусок колбасы. — Chose extraordinaire.[195] Когда такие собаки охотятся, их ничто не может отвлечь. Они сосредоточиваются на своей задаче. Нажмите на его затылок, и он взбрыкнет задними ногами.

Хозяин положил колбасу наземь, засыпал ее листьями и пустил собаку на поиски. Затем он наступил ногой на ее затылок и надавил. Она зарычала и тяпнула его за лодыжку. Мы продолжили обход.

Стадион просыпался после ланча, складные столики под деревьями усеивали объедки, валяющиеся между пустыми стаканами. Какой-то спаниель вскочил на стол и заснул, положив морду на тарелку. Посетители двигались как во сне, отягощенные пищей и жарой, ковыряли в зубах зубочистками, глазели по сторонам — на собак, на ружья, выставленные местным оружейником.