Провансальский триптих

Ибо память никогда не воспроизводит, но создает реальность. Из хаоса жизни выкристаллизовывается собственный мир, где время бежит прихотливо, а пространства накладываются одно на другое, как в палимпсесте, благодаря чему фигуры из разных эпох появляются одновременно, будто просвечивая друг сквозь друга, где дома сохранились в открывающихся из окон видах, а люди – в оставшихся от былых времен креслах, где сны выкликают явь, а явь приходит во сне. Память, согласно Водницкому, единственный доступный нам источник знаний о нас самих; соответственно, путешествие в воспоминаниях – путь к самому себе, а поскольку прошлое не застывает раз и навсегда, но меняется по мере нашего от него отдаления, то и путешествие это заканчивается лишь с нашей смертью. Вот и не удивительно, что Адам продолжает писать, возвращаясь к себе прежнему, и извлекает из прошлого мгновения, дабы в слове запечатлеть их форму.

Эссе «О памяти» открывает изданные в 2015 году «Анамнезы» ^[5] – сборник тех самых текстов, которые я читал порознь в присылаемых Адамом мейлах; теперь, объединенные под одной обложкой, они, словно камушки в мозаичном портрете, производят еще большее впечатление, поскольку, прочитанные как целое, представляют образ автора. Да, да, автора, ибо и в «Провансальском триптихе», и в «Анамнезах» – если внимательно вчитываться – видны черты Адама (вспомним картину борхесовского художника, который рисовал пейзаж, а получился автопортрет), их улавливаешь не только в ритме фразы, но и в фиолетовых тенях платанов на брусчатке арльских улиц, в описаниях еды и подборе цитат, в реалиях и снах. Достаточно прочитать несколько кусочков прозы Адама вслух, чтобы услышать его интонацию (речь не о манере расставлять акценты, но о внутренней логике, которая по-своему объясняет мир, делая упор на духовную, то есть извечную сторону жизни, а не на время, которое всего лишь форма существования материи…), как будто слушаешь его самого, сидя рядом с ним за столом. И понятно, что автор отнюдь не стремится себя обессмертить: Адам Водницкий слишком умен, чтобы верить в бессмертие человеческих творений, скорее, полагаю, ему хотелось бы (возможно, это не до конца осознанное желание) сохраниться в своем произведении, как в оссуарии, чтобы мы могли общаться с его духом в своих странствиях по жизни.

^[1] Район Кракова (в прошлом отдельный город), часть которого составляет исторический еврейский квартал.

^[2] Миква (микве) – в иудаизме водный резервуар для ритуального очищения.

^[3] Древний индоарийский язык Индийского полуострова.

^[4] Традиционная народная музыка восточноевропейских евреев; исполнители музыки в этом стиле – клeзмеры.

^[5] Анамнез (от греч. ?????????) – воспоминание.

Зарисовки из Арля и окрестностей

Арль. Вместо вступления

Le patrimoine commence et demeure la, ou nous naissons, marchons et vivons. A Arles les yeux possedent tout.

J’en reconnaitrais entre cent mille les pores drus de la Pierre douce, le profil des rues, la physionomie des facades, le regard des fenetres. «J’entends» Arles (les trains portes par le mistral, les claquements du vent, mots de laet pas d’ailleurs, bruits et rumeurs des Lices, clameur et fureur des arenes, glas des heures). Arles se «touche» (parapets rugueux, marbres lisses, ferronneries rafraichissantes), se «respire» (l’air de la mer et de la Camargue au-dessus du Rhone, les figuiers de la canicule, l’humidite des palais obscurs), et se «goute» (mais la on n’en finirait pas, de l’ail a l’anis).

Le patrimoine, c’est tout cela et aussi le caractere si particulier que ces pierres perpetuent chez ceux qui les habitent (retifs, excessifs, exigeants, indolents, pudiques, excentriques), leur travail, l’Histoire et les histoires de toutes ces familles, sagas locales ou cultures d’adoption…