Проверяя Сенатора

– А Сенатор Стоун тоже здесь? – На меня обрушивается еще один вопрос, а затем еще

кто–то выкрикивает: – А он знает?

Мелькает еще больше вспышек, а затем несколько человек тянутся своими микрофонами к

моему лицу, задавая меня вопросы.

– Без комментариев, – отвечаю я автоматически, зажатая ими со всех сторон. Я иду в ту

сторону, где, как я думаю, находится машина Брук, но я не могу прорваться сквозь этих

репортеров или ту тучу фотографов, которые, как мне кажется, вырастают из–под земли.

Откуда они берутся и почему они считают, что я буду делать аборт? Главное правило

контроля последствий – не давать повода. Любая реплика или частично выхваченная фраза

будут использованы или неправильно истолкованы. Частичная правда – это худшая форма

лжи.

Откуда–то позади меня раздается голос мужчины.

– Много ли времени заняла процедура аборта?

Ничего не видя вокруг, я перехожу на полу–бег, когда замечаю машину Брук, и крепко

сжимаю брелок. Удары моего сердца отдаются у меня в ушах, когда я открываю

водительскую дверь. Репортеры толпятся вокруг меня и я спотыкаюсь, падая на переднее

сиденье. Я вцепляюсь руками в руль, пока вокруг мелькают вспышки. На секунду я

замираю, но затем захлопываю и блокирую дверь. Мои руки трясутся так сильно, сжимая

ключ, что я не могу вставить его в замок зажигания.

Внутри машины пекло. Черт, я не могу просто сидеть здесь. Я закрываю глаза,

отгородившись от взглядов толпы, которая окружила машину, я не могу ничего поделать с

их вопросами, взглядами или ослепляющими меня вспышками фотокамер. Делая глубокий

вдох, я стараюсь заглушить смятение и гнев, которые расползаются по моему телу, как

будто огнедышащие змеи. Разгоряченная, потная и раздраженная, я делаю еще один

глубокий вдох.

Открыв глаза, я вставляю ключ в замок зажигания. На этот раз двигатель «ревет» и я зря

время не трачу. Посигналив им в качестве своего последнего предупреждения, я включаю

заднюю и разворачиваюсь.

Довольно быстро я приезжаю к своему дому и не могу поверить своим глазам. Около

здания я сталкиваюсь с похожей ситуацией от которой я только что смогла убежать.

Репортеры со съемочными группами снуют туда и сюда вдоль тротуара. Парочка таких

даже выходят из вестибюля. Как будто находясь в замедленной съемке, я вижу, как их

головы поворачиваются в мою сторону. Бл*я! Я не собираюсь здесь оставаться и вжимаю

педаль газа в пол.

Но куда я могу поехать? Из всех возможных мест, куда я могу податься, есть только одно

место, которое приходит мне на ум. Офис. Мой пропуск позволяет мне находиться там

круглосуточно

Я добираюсь очень быстро и облегченно выдыхаю, когда вижу, что перед подъездом к

зданию Сената никто не толчется. Я паркую свою машину и вхожу в пустой коридор,

ведущий из гаража. Мои ноги скользят по гладкому мраморному полу. Дежурный

охранник улыбается, проверяет мои документы и советует мне не утруждать себя слишком

сильно работой.

Поездка в лифте на четвертый этаж проходит быстро, но вызывает болезненные

ощущения. Мой живот скручивает в узел, пока я иду по коридору. Мой взгляд скользит по

желтым табличкам, размещенным на стенах коридора, и я провожу пальцами по одной из

них на кабинете Беннетта, моргая, чтобы убрать резь в глазах. Когда я открываю дверь в

свой кабинет, слабый и знакомый запах его одеколона, витающий в приемной, вызывает

покалывание у меня на коже. Аромат становится все интенсивнее, когда я прохожу мимо

его дверей и мое сердце начинает грохотать все сильнее с каждым шагом, который я

делаю по ворсистому ковру. Я стою на пороге своего кабинета и вглядываюсь в его дверь.

Трудно поверить, что прошло всего лишь несколько недель, а такое чувство, будто прошла

целая вечность.

Тяжело вздохнув, я поддаюсь искушению и берусь за ручку его двери в кабинет и

открываю ее. Я не должна входить, если я хочу сохранить свое душевное равновесие.

Меня омывает запах его одеколона, смешанный с легким ароматом кожаной мебели. Моя

кожа покрывается мурашками, а соски становятся как камушки. Что–то напоминающее

вид сексуального рефлекса и мои глаза снова начинают гореть от слез. Я моргаю, выходя,

чувствуя, что слезы вот–вот хлынут и хлопаю дверью. Ой, бл*я!

Как мы могли так ошибаться? Один сраный ужин и моя неустойчивая Вселенная

разлетелась на куски.

Я вхожу в свой кабинет, чувствуя головную боль размером со штат Монтана. Боль, похожа

на вспышки молнии, пронзающие правую часть головы и проигнорировать ее просто

невозможно.

– Добро пожаловать в Капитолий, Мисс Мигрень, – шепчу я, протягивая руку к бутылке

ибупрофена в своем ящике стола. Я беру две таблетки. Воды нет. Круто.

Черт! Очень плохо. Должно быть у меня обезвоживание, потому что во рту суше, чем в

пустыне Мохаве. Я не смогу проглотить таблетки, чтобы они не застряли у меня в горле. Я

кашляю, как кошка, у которой в горле застрял комок шерсти. Слезы льются ручьем из