Сегодня Сергею Николаевичу Корнееву пришлось пройти половину цехов моторостроительного завода от начала до конца, с многочисленными остановками на отдельных участках. Завод запустил в серию производство нового двигателя для самолетов, главный конструктор приехал эту линию проверять, с ним и Корнеев отправился. Он полгода не был на производстве, хотел взглянуть на новшества, недавно подписывал документы на монтаж новой технологической линии и трех штампов высокой мощности. Привычка старого инженера-производственника никуда не делась, министр прошел весь технологический цикл, сделал пару замечаний, посмотрел технологические карты у рабочих, документацию у контролеров. Поговорил со знакомыми, записал себе в ежедневник жалобы на смежников, отвел душу, одним словом. Будто вернулся в молодость, в родную Пермь, на двух заводах которой успел поработать до Камского речного пароходства.
Да, подумал про себя Корнеев, завод мы отгрохали вполне на уровне середины двадцатого века. Не стыдно такое наследство оставлять детям, лишь бы они все не профукали по известной русской привычке: что имеем – не храним, потерявши – плачем. Постепенно размышления о пути возможного развития промышленности на Острове перешли в сон. Проснулся министр через сорок минут, в момент остановки спецпоезда на территории закрытого города Зеленограда, центра радиоэлектронной промышленности Новороссии. Именно здесь работали заводы производства полупроводников, радиоламп, кинескопов, здесь и собирали всю радиотехнику страны, от привычных проводных динамиков до локаторов (визоров по-русски), первых телекамер и телевизоров (их отцы-основатели назвали теликами, вспомнив детство свое золотое). Завод был закрытым в полном смысле этого слова, но без высоких заборов и колючей проволоки, хотя чужаков вылавливали в считаные минуты.
Пока Корнеев приводил себя в порядок, выходил на перрон, где его уже встречали руководители города и начальник центра передовых технологий Максим Глотов, ему вспомнилась давняя морока перевода всей технической размерности и наименований на русский язык. Начинали давно, еще в середине семидесятых годов шестнадцатого века, на Урале, когда перевели таблицу Менделеева на русский язык, заменили не только символы, но и названия еще не открытых элементов. Слава богу, этим занималась Надежда Ветрова, главный химик магаданцев. Затем пришла очередь физических величин, трудно объяснить русскому человеку, почему единица силы называется ньютоном, а не ударом или кулаком, например. Разбирались долго, еще дольше привыкали, многие так и не привыкли, как сам Корнеев, часто путавший старые и новые названия. Потому министр промышленности последние годы не пытался вспоминать новые названия и размерности, пользуясь формулировками вроде «килограмм на метр квадратный», «килограмм в секунду» и тому подобными. Система СИ в свое время не зря была придумана, она позволяла избавиться от многих поправочных коэффициентов при расчетах.
Затем пришла очередь названий техники, при этом старались избегать длинных и сложносоставных названий. С тех пор экскаватор стал называться ковшарь, бульдозер получил экзотическое название гребец, понятие автомобиль вообще никто не озвучил, нынешнее поколение русов такого слова не слышало, все пользовались определением «машина». Хватило неразберихи, пока привыкли к новым названиям и терминам, но среди стариков нередко прорывались неслыханные молодежью слова, хотя все реже и реже. Пока об этом вспоминал, Корнеев спустился по ступенькам вагона, чтобы поздороваться с встречающими.
– Хвастайтесь быстрее, – не смог удержаться министр при виде довольной физиономии Макса Глотова, загадочно пригласившего его вчера по телефону посмотреть перспективную новинку.
– Пожалуйста. – Максим открыл Сергею Николаевичу дверцу легковой машины, пока единственной марки в мире, потому и анонимной, подобрать название руки не доходили. Забрался вслед за ним, после чего тронулись к заводу. Городские власти добирались на своем транспорте сзади, не мешали разговору давнишних знакомых. Глотов торжественно молчал короткие десять минут, пока ехали, затем шли по коридорам до нужной мастерской.
– Вот, Сергей Николаевич, – показательно небрежно махнул рукой Глотов на солидных размеров ящик, стоявший на столе в лаборатории. У ящика на передней панели виднелись двенадцатиразрядное ламповое табло и клавиатура, как у давно забытого калькулятора. Причем выполненная не из пластика, а с кнопками и панелью из слоновой кости. Пластик пока шел исключительно на выпуск денег, и его производство было укрыто вдали от Петербурга. Максим проверил, работает ли опытный образец, и дал отмашку министру промышленности Новороссии.
– Пробуйте, принимайте продукт!