– Можем куда-нибудь забежать и попить горячего кофе, – предложил он. – Возьмём пирожные...
– Не соблазняй. Скоро обед, поэтому никаких пирожных. Я их куплю, но на вечер. Приходи, будем коллективно гробить организмы. Да, этот тип напомнил о том, о чём я забыла. Всё, теперь можем идти.
– А что ты сделала?
– Ты был вундеркиндом, а теперь будешь и полиглотом. Я дала тебе знание английского языка. Через два дня будешь на нём болтать не хуже этих американцев, а ещё через три освоишь письмо. Потом научу другим языкам, я освоила их больше двадцати.
– Будешь кому-нибудь говорить об этой встрече?
–Обязательно. Во-первых, нашим нужно об этом знать, а, во-вторых, за мной могут наблюдать и узнать об американцах. Потеряю доверие, а мне это не нужно.
Глава 21
– Первую палату загрузили! – доложил прикреплённый к Насте капитан Фокин. – Вторую сейчас загрузят, а с третьей придётся ждать. Два автобуса где-то застряли, и «скорые» работают медленней, чем мы рассчитывали. Дороги...
– А если начинать завозить заранее? – предложила девочка. – В клинике много помещений, неужели ничего не найдём?
– Накопители предусмотрены для следующей партии, – сказал капитан, – но вы правы: можно начинать с них. Просто никто не ожидал, что в больницах столько провозятся. Мы послали к ним санитаров и выделили транспорт, а толку мало.
– Наверное, боятся, что мы оставим их без работы, и попадут под сокращение, – пошутила Настя. – Откуда взяли такую толпу санитаров?
– Это мы называем их санитарами, – улыбнулся Фокин. – Обычные солдаты, которым провели инструктаж о том, как обращаться с больными. При такой работе этого достаточно.
Индикатор на стене сменил цвет с красного на зелёный.
– Вторая палата загружена, – обрадовался майор. – Можно начинать. Пока вы обработаете эти две палаты, мы закончим с третьей. Всех, кто будет прибывать, пошлём в накопители на второй заход. Полной загрузки у нас сегодня не будет.
Когда Настя заканчивала лечить пятую партию больных, которых набралось на четыре палаты, в клинику приехал Зеленин.
– Как я говорил, так и вышло, – сказал он девочке. – У нас задержки нет, а в больницах работают так, как привыкли, – без спешки. И наши санитары в этом ничего не изменят. Туда нужно посылать солдат не в белых халатах, а в форме и с автоматами, тогда забегают. А дороги – это вообще мрак. Надо начинать раньше и отвести ещё несколько комнат под накопители. Для самых слабых поставить кровати, а остальные обойдутся стульями. Сколько у вас сегодня вышло?
– Около трёх тысяч, – ответила Настя, – но эти все тяжёлые.
–Выздоравливать начнут дня через три, – прикинул полковник. – Не полностью, конечно, но уже будет видно, что пошли на поправку. Вот тогда и начнётся шум. Сейчас больше смешки и ирония насчёт затеи правительства с лечащими машинами. Наверное, ещё и это влияет. Медики не принимают всерьёз нашу затею, потому и не спешат.
– Сегодня четверг, – сказала девочка. – Четвёртый день – это воскресенье. Значит, шум поднимется в понедельник.
Настя ошиблась: шум начался в воскресенье. В субботу она отработала с почти полной нагрузкой и довольная улетела домой. Вечером пришёл Олег, и они очень хорошо провели время. Перед его уходом Настя рассказала новость. Для неё приготовили домик в Камране и небольшой пляж, огородив всё это от остальной военной базы. Место для купания было прикрыто волноломом и отгорожено от моря сетями. Зеленин передал фотографии и сказал, что «курортом» уже можно пользоваться, правда, тут же добавил, что в воскресенье там ожидается шторм. Девочка предупредила, что может привезти туда друга, и тут же подверглась допросу. О том, что она дружит с Олегом, узнали после их похода в парк, а вот знание юношей её способностей оказалось для полковника сюрпризом. Дмитрий Павлович немного успокоился, только когда узнал, что Настя обработала друга магией. Ей тогда пришлось выслушать немало упрёков в легкомыслии.
– Завтра можем туда смотаться, – предложила девочка. – Пусть шторм, но можно погулять на берегу. Там время на четыре часа позже, чем здесь.
– А для Вьетнама не нужны прививки? – спросил Олег.
– Наверное, нет, – сказала она. – Мне о них ничего не говорили. Когда пойдём? Давай в одиннадцать?