Проверка на дорогах. Правда о партизанской разведке

«Он повёл своё следствие в формах, вполне приемлемых. Я стал давать свои показания… Галицкий умело поворачивал мои признания в сторону, нужную ему и отягчавшую моё положение. Но делал он это в форме, которая тем не менее не вызывала у меня чувства ущемлённой справедливости, так как всё-таки ведь я был действительно преступник, что уж там говорить. Но беседовал капитан со мной на человеческом языке, стараясь добираться только до фактической сути событий, не пытался давать фактам и действиям собственной эмоциональной оценки. Иногда, желая, очевидно, дать мне, да и себе возможность отдохнуть, Галицкий заводил и разговоры общего характера. Во время одного я спросил, почему не слышу от него никаких ругательных и оскорбительных оценок моего поведения во время войны, моей измены и службы у немцев. Он ответил:

– Это не входит в круг моих обязанностей. Моё дело – добыть от вас сведения фактического характера, максимально точные и подтверждённые. А как я сам отношусь ко всему вашему поведению – это моё личное дело, к следствию не касающееся. Конечно, вы понимаете, одобрять ваше поведение и восхищаться им у меня оснований нет, но, повторяю, это к следствию не относится».

Спустя четыре месяца Самутина судил военный трибунал 5-й армии. После вынесения приговора прокурор откровенно сказал осуждённому следующее:

«– Считайте, что вам повезло, Самутин. Вы получили 10 лет, отсидите их и ещё вернётесь к нормальной гражданской жизни. Если захотите, конечно. Попали бы вы к нам в прошлом, 45-м году, мы бы вас расстреляли.

Часто потом приходили на память те слова. Ведь вернулся я к нормальной гражданской жизни…»

Уж если не истязали рядовых власовцев, то чего тогда говорить об их начальниках, которых явно пальцем никто не тронул! Мне кажется, ни Абакумову, ни самому Сталину этого и не требовалось. Наверное, им самим было интересно узнать, что эти люди сами скажут в своё оправдание, какие именно обстоятельства могли их толкнуть на путь предательства. И когда Сталин ознакомился с полученными весьма подробными показаниями, ему стало просто противно! Ибо, по большому счёту, главным мотивом этих изменников стали довольно мелкие шкурные интересы – один обиделся за имевшие когда-то место притеснения со стороны НКВД; второй просто струсил на поле боя и, боясь понести за это ответственность, перебежал к немцам; третий разуверился в победе после поражений в первые месяцы войны; четвёртый желал любой ценой выйти из немецкого концлагеря…

И эти людишки, чья «идейность» вращалась прежде всего вокруг собственного «я», пытались с помощью иностранных захватчиков бросить вызов всей советской стране?!

Кстати, брезгливость власовцы вызывали не только у Сталина, но и у белых эмигрантов. Так, видный идеолог русского зарубежья, журналист и писатель Иван Лукьянович Солоневич лично общался в Берлине со многими деятелями власовского движения. Его приговор был беспощаден: