Проверка на дорогах. Правда о партизанской разведке

Попробовали организовать побег. Выбрали пятерку самых крепких. Копили для них хлеб, подбирали теплую одежду. Все это делалось непросто. Ведь каждый вечер охрана выстраивала нас на улице и проводила перекличку. Потом заходила в бараки и пересчитывала больных. Но несколько человек из строя ухитрялись проскользнуть в отдаленную комнату, и их считали по второму разу вместе с лежачими. Так что убежавших обнаружили не сразу. С одной из бежавших женщин я и ныне переписываюсь. Анна Ивановна Голубева живет сейчас в Риге.

В январе нас переправили в Восточную Пруссию, в лагерь. Поместили в огромный холодный барак с земляным полом – он отапливался двумя печками-буржуйками. Бараков было несколько. Друг от друга они были отделены колючей проволокой, а то и рвом. Люди, словно тени, едва ходили, поддерживая друг друга. Но это, оказывается, еще не самое страшное.

Вскоре мы попали в Равенсбрюк. Там лагерь был обнесен высокой стеной. Поверх ее колючая проволока под током, ночью прожекторы. В первое же утро услышали сирену и, честно говоря, обрадовались. Пускай наши бомбят как следует! Оказалось, это сигнал подъема,

Остригли нас наголо, выкупали под ледяным душем, выдали полосатые робы. На ноги – деревянные колодки. Поселили в барак № 32. На левом рукаве – буква «Р», что означало – русский. На левой стороне полосатого пиджака, который мы называли яком, – номер. Он у меня был 29542. Выкликали только по номеру. Здесь, в так называемом карантине, работали семь недель.

Рядом, на окраине лагеря, день и ночь дымил крематорий. Работы ему хватало. Транспорты с заключенными прибывали часто – с Украины, из Белоруссии, Польши.

В мае сорок четвертого перевезли нас в лагерь Нойбранденбург. Строительство вели прямо в лесу. Рыли котлованы под цеха – видимо, хотели замаскировать какое-то военное предприятие. Делали это вручную, пользовались только лебедкой. Распорядок дня такой: в шесть утра по сирене подъем, в шесть тридцать – построение в любую погоду на улице, в семь – начало работы, в девять охрана завтракает, а у нас пятнадцать минут отдыха. В час дня – обед: миска баланды из сушеной брюквы с отрубями. Опять работа до семи вечера. В восемь вечера – ужин: кусок хлеба и крупяная похлебка.

Голодали страшно, ели траву, листья, черпали воду из сточной ямы, кипятили ее и пили. Бани не было. На костре грели воду, сыпали туда золу. Этой «мыльной» водой мылись сами и в ней стирали свои робы, иначе зажрут паразиты.

Для тех, кто был не в состоянии работать, путь один – в крематорий. Били нас, наказывали жестоко. Некоторые не выдерживали, бросались на проволоку, по которой шел ток, вешались.

Этот кошмар продолжался до 30 апреля 1945 года, когда нас освободили советские войска.

Помню своих подруг по лагерю: Машу Балюру из Донецка, Катю Павлову, Олю Мартынову – они наши, псковские, Клаву из Ржева, фамилию забыла…»

Трудно читать эти страницы, – столько в них человеческой боли и такая духовная сила.

96 – за, против – нет

С толченым кирпичом, голиками добела продраили пол, за оконные наличники вставили еловые ветки, от которых потянуло лесом, морозной свежестью. Парты из двух классов вынесли в коридор, даже выпилили между ними стену. Получилось что-то вроде актового зала. Чтобы усадить всех гостей, из соседних изб натаскали скамеек. Но их не хватило, и пришлось сколачивать лавки на месте.

Над входом в школу развевался красный флаг, под ним алел транспарант, написанный старательной, но не очень умелой рукой: «Горячий привет участникам партизанской комсомольской конференции!»

Да, это был для всех нас настоящий праздник – по-военному скромный, но торжественный и волнующий. Уже одно то, что смогли мы его организовать, говорило о нашей мощи, уверенности в грядущей победе. Пусть все знают: нет такой силы, которая могла бы сломить Советскую власть. И конференция должна была зарядить молодежь на решающую схватку с оккупантами.

20 января 1944 года радист 1-й ЛПБ передал в Центр радиограмму следующего содержания: «Провели конференцию молодежи оккупированных районов. Присутствовало 96 делегатов: 81 девушка, 15 мужчин. Делегаты представляли 22 500 человек молодежи. В период подготовки конференции проведены собрания в 715 населенных пунктах».

За этими четырьмя строчками – огромная политико-воспитательная работа, которой мы всегда придавали первостепенное значение. Боевой многодневный рейд по деревням и селам Псковщины проделали специально подготовленные группы, состоявшие из коммунистов, комсомольцев и партизанской молодежи. В прифронтовой зоне они провели комсомольские собрания, на которых было избрано 104 делегата на межрайонную конференцию. Обсуждался только один вопрос: «Текущий момент борьбы советского народа с фашистскими захватчиками и задачи молодежи». Нередко собрания проходили в непосредственной близости от немецких гарнизонов, но ни одно из них не было сорвано. Хотя, разумеется, это вовсе не означало, что все шло гладко.

Вот как вспоминает об этом делегат конференции от Порховского района Сергей Николаевич Ребров, о котором подробнее я еще расскажу: