Проверка на отцовство

До больницы я добрался достаточно быстро, но меня не пустили никуда дальше приемного покоя. Информации не было. Елизавета Максимовна не брала трубку, я был готов уже кого-нибудь разорвать, когда врач все же позвонила мне, а узнав, что я здесь, спустилась в приемное отделение.

— Пойдемте со мной, — спокойно произнесла она и, неодобрительно глянув на мою обувь, достала из кармана халата голубые бахилы. — Вот, наденьте хотя бы их. Халат я вам в кабинете дам, не стоит задерживаться и покупать, хотя вы, пока ожидали, могли и сами купить халат да бахилы, — поучительно произнесла она и стукнула в дверь с окошком, куда, по всей видимости, обычно носили передачки.

Меня без вопросов вместе с ней пропустили. Женщина не начинала разговор, видимо хотела провести его в кабинете, и меня это не на шутку испугало.

— Что с Лесей? — все же сорвался, сам себе поразившись, что спросил в первую очередь о ней, тут же запоздало добавил: — И ребенком?

— С ребенком все хорошо, на нем это никак не отразилось. Олеся Игоревна тоже уже пришла в сознание, не переживайте, — тут же поспешила она меня успокоить, — У нее сильное сотрясение, и удивительно, что это никак не отразилось на беременности, по крайней мере пока. — Женщина вздохнула и подошла к лифту. — Пойдемте. — Она махнула мне ладонью после того, как створки разъехались, — У нее было очень низкое давление, даже сейчас мы его с трудом привели в норму. Скорее всего, из-за этого и произошло падение. Так вот, — шумно вздохнула, — Олеся Игоревна пришла в себя, но есть одно но… 

Женщина сглотнула и на мгновение отвела взгляд.

— Что вы тянете? — не сдержался я и поторопил врача, потому что додумывать самому — себе дороже.

— У нее третья степень сотрясения, самая тяжелая. Конечно, — Елизавета Максимовна громче произнесла последнее слово, не давая мне ее перебить, — могло бы быть и хуже, но и сейчас мы имеем плохую картину. При сотрясении изменения носят обратимый характер, однако в особо тяжелых случаях и при отсутствии надлежащего лечения они ведут к негативным последствиям и вызывают тяжелые патологии.

— Так лечите ее, в чем проблема? — я старался как мог перевести ее речь в своей голове на обычный русский. 

Лифт огласил нас звуковым сигналом об остановке, створки разъехались, и женщина, выйдя в коридор, с кем-то поздоровалась и опять вернула свое внимание ко мне.

— В этом и проблема. Она беременна, поэтому ей практически никакие медикаменты, направленные на этот профиль лечения, принимать нельзя. 

— Сейчас она как?  — До меня, словно через толстую стену, начал доходить смысл, я пытался припомнить, какие бывают последствия у черепно-мозговых. Зрение, слух, память… — Только не говорите, что она потеряла память, — начал я с самого абсурдного.

— Нет-нет, — женщина мотнула головой и, подойдя к одной из дверей, толкнула ее, — проходите, вот вам халат. — Она открыла шкаф и выудила из него тонкий синий халат, я бы такой назвал одноразовым. — Частично, конечно, у нее случился провал, — спокойно произнесла она и села за стол.

— Что значит частично?

— Это обычное явление, — отмахнулась она от меня, — она не помнит, как ударилась и как вообще оказалась в туалете. Это не то, на чем стоит сейчас заострять внимание, потому что по длительной потере сознания и так понятно, что сотрясение тяжелое. В данный момент ее состояние мы не можем охарактеризовать как угрозу жизни матери, а потому даже с МРТ стоит подождать хотя бы пару недель. Восемнадцать — слишком рано, хотя бы двадцать. Еще ей нужен хороший невропатолог. Действительно хороший, — серьезно произнесла она. — Если вы не хотите, чтобы отсутствие должного лечения привело к посттравматической энцефалопатии или чему похуже, то нужно как-то это решать. Здесь же роддом, и таким лечением мы заниматься не будем, но и выписывать ее тоже не планируем. Сами понимаете, ее нынешнее состояние очень опасно, ей нельзя оставаться без присмотра. Пока, конечно, прошло слишком мало времени, но у нее уже все прилагающиеся симптомы: и тошнота, и потеря ориентации, и чувствительность к яркому свету. А у Олеси Игоревны же маленький ребенок. Она не в состоянии сейчас за ним присматривать, хотя первый же ее вопрос, как она очнулась, был о дочери.

— Так, — я выставил вперед ладонь и наконец-то сел на стул напротив женщины, пытаясь собрать воедино все, что она мне только что наговорила, — давайте по пунктам. То, что Олеся останется в больнице, думаю, и так очевидно. Дальше — невропатолог… У вас есть на примете такой или мне самому заняться его поиском? Хотя я в любом случае займусь этим вопросом. — Женщина кивнула, словно одобряя мои слова. — Что еще?

— Успокойте ее. Ей ни в коем случае сейчас нельзя испытывать лишнюю нагрузку, а именно это она и делает, постоянно волнуясь из-за дочери.  

— С этим понятно. Что с ребенком, там точно без последствий?