Проверка на прочность

Я закрыла тетрадку и положила рядом с собой, на ступеньку. Послевкусие от прочитанного осталось такое доброе, что какое-то время я плавала в нём, не вспоминая о твёрдом береге. Хорошая ты девочка, Ниночка, хоть и глупышка. Впрочем, в твоём возрасте я была точно такой же. Тоже на жизнь смотрела сквозь радужные очки. И в Аркашу влюбилась, совершенно его не зная, выдумав образ прекрасного принца. Правда, со мной это случилось чуть позже шестнадцати и закончилось не очень хорошо. Но всё же польза в этом была да ещё какая – характер мой с тех пор изменился на сто восемьдесят градусов, была тетёха мечтательная, а стала закалённым в боях бойцом. Интересно, а к чему тебя, Ниночка, привело первое чувство? Очень хочется узнать, что же дальше там у тебя написано, в дневнике! Но сейчас читать некогда, нужно к больному возвращаться, и так я надолго одного его оставила.

Окинув на прощание густой ряд деревьев, с которыми уже сроднилась до невозможности, я вскочила и по ступенькам вверх направилась, не забыв прихватить тетрадку. Утро сегодня сказочное, тёплое, на добрый лад настраивает. Буду надеяться, что так оно и случится…

Вчерашний день прошёл в мучительных переживаниях, хотя я старалась, конечно, ни о чём не думать, а только о том, как бы помочь этому человеку. Владимир в себя почти не приходил. Я даже не думала, что болезнь может так подкосить человека! И самое главное – что с ним такое приключилось и почему, непонятно было. Неужели обыкновенная простуда может дать такую температуру и такое беспамятство? Или это какая-то местная лихорадка, о которой я слыхом не слыхивала? А если и я её подхвачу? А мне-то уж болеть никак нельзя, невозможно просто! Для хоть какой-то защиты ходила по дому я с тряпкой на лице – нашла в сундуке стопку постельного белья, старенького, но, к удивлению, чистого, оторвала кусочек, сложила в несколько раз и наподобие марлевой маски повязала. Со стороны, наверное, ужас один, но всё равно до меня тут никому дела нет. Некому глазеть да пальцем показывать. Чай с малиновым вареньем и мёдом я тоже в себя вливала – для профилактики, но большую часть, конечно, заваривала больному. И водкой его обтирала, когда уж совсем громко он стонал. Водой холодной тоже пробовала, но надолго её не хватало, испарялась быстро. Ещё бы, такой жар! А градусника под рукой, конечно, не было, да и откуда ему тут взяться, в домике бабы-Яги? Впрочем, будь он даже в наличии, мало бы помог, даже, пожалуй, испугал бы ещё сильнее…

День промчался быстро, как скорый поезд. Ночью я продежурила возле Владимира, сожалея о том, что он такой тяжёлый и перенести с пола на кровать мужское тело мне совсем невмоготу. Приходилось то на коленках возле него бдить, то на попу садиться, укутываясь одеялом со всех сторон. Самые страшные минуты я пережила где-то под утро, когда тело его вдруг скрутилось в судорогах, изо рта вместо привычных уже стонов вырвалось проклятье, но продолжалось это, слава богу, не долго. Зато спустя какое-то время он забылся глубоким сном, а я, наконец, смогла перейти на свою кровать и моментально отключиться.

Утром поднялась еле живая, одним взглядом оценила обстановку – человек по-прежнему дышит, и частота дыхания меня весьма порадовала, – и поползла на улицу. Природа встретила сонную сиделку громким щебетаньем птиц и разгорающимся небом. Это было чудо, самое настоящее чудо. Мне показалось, будто все тяготы тревожного дня и страшной ночи в один миг унеслись далеко-далеко, развеялись по ветру и забылись навсегда. Лес с заботой на меня смотрел, я это чувствовала всей кожей и радовалась этому, как ребёнок. А потом уселась на крылечко и за дневник девичий принялась. Заслужила!..

– А я думал, ты сбежала…

– Тебе вредно сейчас думать. И разговаривать тоже! – проворчала я, стараясь не выказывать острую радость от того, что он, наконец, пришёл в себя и даже глаза открыл. Лицо бледное, но температуры, кажется нет. Или совсем небольшая, а это уже, конечно, совсем другой разговор. – Сейчас чай тебе сделаю. С малиновым вареньем.

– Ненавижу малиновое варенье! – пробормотал он с отвращением.

– Однако весь вчерашний день поглощал его с завидным аппетитом!

– То-то я думаю, отчего мне так плохо?!

– Ну уж не от варенья, это точно!

– А от чего тогда? Или ты мне всё-таки яду умудрилась подсыпать?

– Я тебе его сейчас подсыплю, если ворчать не перестанешь!

– Слушай, а почему так спиртом несёт, а? У тебя что, ночные гости были? Ну и чего молчим?

– Уймись уже, достал! Какой ты вчера хороший был – лежал себе спокойно молча, никого не трогал…

– Вчера? – он задумался, на лбу морщинка появилась. – Не помню, что вчера было.

– Я бы тоже не хотела этого помнить, – пробормотала я тихонько.

– Пожар помню. Тебя вот… не забыл. А что вчера делал – убей, из головы выскочило!

– Чай! – я звонко стукнула кружкой об пол. Другую кружку – с густым малиновым вареньем – поставила рядом. И сама уселась тут же. – Давай помогу.

– Я же сказал, варенье не буду!

– Будешь! – строгим мамочкиным голосом произнесла я. – Открывай рот!

– Но…