– Это не имеет значения, – провозгласила миссис Молфри. – Знаю, ты скажешь, что у меня нет сердца, моя дорогая Лиззи, но так не пойдет. Как, например, вы будете жить на жалованье молодого человека? Все это очень печально, но только подумай, какое положение ты займешь и какие драгоценности станешь носить!
Похоже, подобная перспектива вызвала у мисс Уинвуд явное отвращение, но она ничего не сказала. Общее мнение всех трех сестер выразила Горация.
– Вульгарная! – сказала она. – Вот ты какая, и сама об этом знаешь, Тереза.
Миссис Молфри залилась краской и принялась бесцельно оправлять свои жесткие юбки.
– Разумеется, я знаю, что для Лиззи
– С глубокой благодарностью, – сказала Шарлотта. – Как, собственно, должны относиться и все мы, учитывая те стесненные обстоятельства, в которых оказались по милости Пелхэма.
– А где сейчас Пелхэм? – пожелала узнать миссис Молфри.
– Мы не знаем точно, – ответила Элизабет, – но полагаем, что где-то в Риме. Бедный Пел не любит писать письма. Но я уверена, что совсем скоро мы получим от него весточку.
– Что ж, полагаю, ему в любом случае придется вернуться домой, чтобы присутствовать на твоей свадьбе, – сказала миссис Молфри. – Но Лиззи, дорогая, ты должна мне все рассказать! Рул уже признался тебе в своих чувствах? Я ни о чем таком не слышала, хотя, естественно, в курсе, что все было оговорено заранее. Но он был таким… – Она, очевидно, решила, что не стоит произносить вслух то, о чем она только что подумала, и оборвала себя на полуслове. – Но это к делу не относится, и, осмелюсь предположить, из него получится прекрасный муж. Ты уже дала ему ответ, Лиззи?
– Нет еще, – едва слышно прошептала Элизабет. – Я… я ни о чем не догадывалась, Тереза. Я встречалась с ним, разумеется. Он пригласил меня на первые два танца на моем дебютном балу в «Олмаксе»[3]
, когда Пелхэм был дома. Он был – как и всегда – само дружелюбие, но я и представить себе не могла, что он намерен просить моей руки. А вчера он ждал маму только для того, чтобы… чтобы испросить у нее разрешения признаться мне в своих чувствах. Ты должна понимать, что никакие объявления еще не были сделаны.– Все в высшей степени пристойно и правильно! – восхитилась миссис Молфри. – Любовь моя, ты опять скажешь, что у меня нет сердца, но только вообрази – Рул изъясняется в своих чувствах! Я бы отдала за это свою правую руку, то есть отдала бы, – поправилась она, – если бы не вышла замуж за мистера Молфри. Как и, – добавила Тереза, – добрая половина всех молодых женщин в этом городе! Моя дорогая, ты не поверишь, какие попытки предпринимались заполучить его!
– Тереза, я должна, я просто обязана попросить тебя более не говорить столь ужасных и неприличных вещей! – вмешалась в разговор Шарлотта.
А вот Горация смотрела на свою кузину с большим интересом:
– Почему ты сказала: «…только вообрази – Рул объясняется в своих чувствах»? Я всегда считала его старым.
– Старым? – переспросила миссис Молфри. – Рул? Ничего подобного, моя дорогая! Готова поставить на кон свою репутацию, что ему ни на день больше тридцати пяти. А какой красавец! Какая обворожительная улыбка!
– А я называю его стариком, – спокойно заметила Горация. – Эдварду всего двадцать два.
После этого говорить им, похоже, было более не о чем. Миссис Молфри, сообразив, что вызнала у своих кузин все новости, которые те склонны были ей сообщить, уже стала подумывать о том, чтобы откланяться. Хотя она и жалела Элизабет, заметив отчаяние, которое вызвала в ней столь великолепная перспектива, понять его она не могла и сочла, что чем раньше лейтенант Херон отправится обратно в свой полк, тем будет лучше для всех. Поэтому, когда отворилась дверь, впуская скромную женщину неопределенного возраста, которая с придыханием в голосе сообщила Элизабет, что внизу стоит мистер Херон и умоляет ее уделить ему малую толику своего времени, она поджала губы и постаралась изобразить на лице все неодобрение, на какое была способна.
У Элизабет на щеках расцвел жаркий румянец, но она поднялась с софы и негромко сказала:
– Благодарю вас, Лэйни.
Казалось, мисс Лэйни разделяет – хотя бы отчасти – то неодобрение, что испытывала миссис Молфри. Она с осуждением взглянула на Элизабет и предположила:
– Моя дорогая мисс Уинвуд, вы полагаете, вам следует видеться с ним? И вы думаете, что вашей маме это понравится?
Элизабет же ответила со свойственным ей мягким достоинством:
– У меня имеется разрешение мамы, дорогая Лэйни, чтобы… чтобы сообщить мистеру Херону о предстоящих переменах в моем положении. Тереза, полагаю, ты не станешь говорить о любезном предложении лорда Рула до тех пор, пока… пока не будет сделано официальное объявление.
– Слишком уж она благородна! – вздохнула Шарлотта, когда дверь мягко закрылась за мисс Уинвуд. – И как горько думать о страданиях, выпадающих на долю нас, женщин!