Гражданский брак, а точнее - сожительство, ни в коей мере в царской России не имело официального статуса и обществом осуждалось, перед виновными в этом закрывались двери домов их прежних друзей и знакомых (вспомним хотя бы страдания Анны Карениной из одноимённого романа Льва Толстого). А это явление было широко распространено в кругах народовольцев (пример - отношения Желябова и Перовской). Современник, либеральный деятель и противник Чернышевского, А. В. Эвальд, писал, что даже те молодые женщины, которые читали "Современник" ничего в нем не понимая, "считали себя [...] какими-то Жаннами д'Арк, призванными к пересозданию человечества, в сопровождении своих поклонников, разумеется". Герои романа Чернышевского Вера Павловна и Дмитрий Лопухов вступают в фиктивный брак: "После женитьбы молодая чета устраивает свою жизнь в соответствии с идеями равенства и независимости супругов; поскольку Лопухов женился, чтобы освободить Веру Павловну, он не осуществляет своих супружеских прав". Вот и увлечение артелями - у мужа крестьянской, у жены издательской, видимо, тоже от Веры Павловны из "Что делать?". Критик И.Паперно опять отмечает: "Четвертый сон Веры Павловны - это утопическое видение общества будущего. Грандиозный дворец из стекла и металла, оснащённый техническими чудесами, - это коммунальное жилище морально и физически совершенных людей, живущих по принципам рационально организованного коллективного труда. Их рабочий день кончается великолепным балом (правильное питание и физические упражнения позволяют им танцевать и петь без устали) сопровождающимся свободным утолением половых потребностей (в специально оборудованных помещениях)".
И далее:
"Цензор, которого по выходе романа просили оценить возможные последствия, написал, что "такое извращение идеи супружества разрушает и идею семьи, и основы гражданственности, [что] то и другое прямо противно коренным началам религии, нравственности и общественного порядка", и сделал заключение, что "сочинение, проповедующее такие принципы и воззрения, в высшей степени вредно и опасно".
И, тем не менее, оно оказало беспрецедентное влияние на общество. "Ни одна из повестей Тургенева, никакое произведение Толстого, или какого-либо другого писателя, не имели такого широкого и глубокого влияния на русскую молодежь, как эта повесть Чернышевского". Как же было "прогрессистам" Энгельгардтам не поддаться тому всеобщему увлечению молодёжи, и не только молодёжи!
Продолжу цитировать Бекетову:
"Анна Николаевна... прекрасно знала французский язык, а также и свой собственный русский, была литературно и исторически образована, очень начитана и сделалась вскоре хорошей переводчицей... Свою профессию переводчицы она ненавидела, называла себя литературным батраком, но добросовестно исполняла свою работу. Зарабатывала она, по-видимому, изрядно....
В детстве я её смутно помню. В 60-х годах она имела облик своего времени. Будучи очень высокой и в меру полной, она одевалась в чёрные платья наипростейшего покроя, напоминавшие подрясник, и стригла волосы. Очки, которые она всегда носила по крайней близорукости, еще дополняли этот облик. У нее было приятное лицо с нежной кожей, маленькие изящные и очень холеные руки. Позднее она отрастила волосы и стала более тщательно одеваться, хотя никогда не молодилась. У нее были дружеские, хотя и неблизкие отношения с моими родителями ...
Анна Николаевна очень любила бывать у нас в Шахматове... в урочные часы переводила какую-то книгу и часто развлекалась разговорами с тремя сёстрами, причем и ей и нам было превесело. В городе она жила некоторое время по комнатам, но потом, внезапно вообразив себя Hausfrau [хозяйка дома - нем.], она наняла себе квартиру в три крошечные комнатки. В это время Анна Николаевна вообще увлекалась домовитостью... Она наняла прислугу и устроилась очень уютно. Свои комнаты она называла "напёрстки", и мы не раз посещали ее в то время все три...
Будучи литературной дамой, Анна Николаевна встречалась со многими писателями: с Тургеневым, с Достоевским и другими. Она особенно ценила последнего. Из её рассказов о нем я помню, что он говорил ей как-то: "Ведь во мне все Карамазовы сидят". Помню, как Анна Николаевна приехала к нам в Шахматово из Москвы после пушкинского праздника, на котором, к стыду нашему, никто из нас не был по причине какой-то глупой инертности. Она с восторгом рассказывала про знаменитую речь Достоевского, начинавшуюся словами: "Пушкин есть явление чрезвычайное", и призналась, что после этой речи она поцеловала Достоевскому руку".
Энгельгардт была первой женщиной из "общества", вставшей за книжный прилавок. Она служила продавцом в книжном магазине, созданном в Петербурге в 1862 году. Н.А. Серно-Соловьевичем по решению "Земли и воли". По инициативе Энгельгардт была организована первая в России женская издательская артель. Энгельгардт явилась одним из организаторов Высших женских (Бестужевских) курсов и главным редактором журнала "Вестник иностранной литературы".