В дворе нет денег для уплаты повинностей, нет хлеба, а у бабы есть и деньги, и холсты, и наряды, но все это - её собственность, до которой хозяин не смеет дотронуться. Хозяин должен достать и денег, и хлеба, откуда хочет, а бабьего добра не смей трогать. Бабий сундук - это её неприкосновенная собственность, подобно тому, как и у нас имение жены есть её собственность, и если хозяин, даже муж, возьмёт что-нибудь из сундука, то это будет воровство, за которое накажет и суд. Ещё муж, когда крайность, может взять у жены, особенно если они живут своим двором отдельно, но хозяин не муж - никогда; это произведёт бунт на всю деревню, и все бабы подымутся, потому что никто так ревниво не охраняет своих прав, как бабы".
С женщинами не смогут справиться не только их мужья, но и представители государственной власти:
"Вот для начальства бабы в деревне язва. Мужчины гораздо более терпеливо переносят и деспотизм хозяина, и деспотизм деревенского мира, и деспотизм волостного, и затеи начальства: станового, урядника и т. п. А уж бабы - нет, если дело коснётся их личных бабьих интересов. Попробовало как-то начальство описать за недоимки бабьи андараки, так бабы такой гвалт подняли, что страх, - к царице жаловаться, говорят, пойдём. И пошли бы. Начальство в этом случае, однако, осталось в барышах: бабы до тех пор точили мужчин, спали даже отдельно, пока те не раздобылись деньгами - работ разных летних понабрали - и не уплатили недоимок. Однако после того начальство бабьих андараков уже не трогало".
Так как труд бабы летом принадлежит хозяину, то, если хозяин на лето заставит бабу в батрачки, всё следуемое ей жалованье поступает хозяину; но если баба заставится в батрачки на зиму, то жалованье поступает в её пользу...".
Такой порядок хоть как-то защищал женщин, лишённых многих прав, которыми пользовались мужчины. А права мужа были таковы, что он подчас мог куражиться над женой, в чём мы сможем ниже убедиться. Но у этого подобия справедливости была и своя оборотная сторона, разъедавшая семейные устои. Даже брачные узы не всегда оставались святы, супружеские измены не были редкостью. Энгельгардт, как хозяин, наниматель батраков, должен был учитывать эти особенности крестьянского семейного права:
"... наём батрачек представляет гораздо более затруднений, чем наём батраков. В батрачки нанимаются преимущественно бездомные бобылки, вдовы, бездетные солдатки, вековухи, бабы, не живущие с мужьями, и т. п. Дворовые бабы нанимаются редко, только за высокую плату... Впрочем, успех найма батрачек будет зависеть от того, сколько и какие наймутся батраки. На всех свободных должностных лиц и батраков найдутся батрачки или постоянные поденщицы - в одиночку никто жить не будет и так или сяк, а найдёт себе бабу".
Теперь можно вернуться к статье о воспитании крестьянами детей. Вот её заключительный раздел:
"Образование. Вплоть до XVIII века у крестьян практически не было шансов на образование. Даже в период правления Петра I, когда повсюду открывались новые школы, крестьянским детям вход в них был закрыт. Лишь некоторым из ребятишек удавалось попасть в так называемые архиерейские школы, которые устраивались под надзором архиереев при их домах.
Ситуация стала меняться после издания в 1804 году указа "Об учебных заведениях", согласно которому все школы объявлялись бессословными, доступными и бесплатными (хотя детей крепостных в них, по-прежнему, не принимали). Широкое распространение получили церковно-приходские школы. По инициативе самих селян стали появляться и "школы грамотности", которые могли быть организованы прямо в какой-нибудь крестьянской избе при помощи учителя из "захожих грамотеев".
Свою лепту в повышение народной грамотности вносили и многие помещики. Например, граф Л.Н. Толстой способствовал открытию больше 20 школ в окрестностях Ясной Поляны, а в одной из них преподавал лично. "Когда я вхожу в школу и вижу эту толпу... худых детей с их светлыми глазами и так часто ангельскими выражениями, на меня находит тревога, ужас, вроде того, который испытывал бы при виде тонущих людей... Я хочу образования для народа для того, чтобы спасти там Пушкиных, Остроградских, Ломоносовых... И они кишат в каждой школе!" - писал он в одном из писем.
После Октябрьской революции всевозможные школы, училища и гимназии были преобразованы в единую трудовую школу. Тогда же образ жизни крестьян стал утрачивать свою самобытность".
Тут тоже не обойтись без нескольких замечаний. Да, иные помещики внесли в повышение народной грамотности, и заслуг графа Л.Н. Толстого никто не отрицает. Энгельгардт, у которого знакомство с народной жизнью, как уже говорилось выше, началось именно с просьбы крестьянина похлопотать, чтобы сына освободили от посещения школы, тоже отмечает способности крестьянских детей: