Провидец Александр Энгельгардт (СИ)

Энгельгардт был одним из первых (если вообще не первым), кто понял органический порок интеллигенции, образованных людей, оторванных от народной толщи, заключающийся в том, что эти люди живут, руководствуясь ложными представлениями о происходящем в стране и в мире, а журналисты эту ложную картину по мере сил и создают.

"Часто мне приходило в голову: не помешался ли я?.. До такой степени велик был разлад между действительностью и тем, что я себе представлял в Петербурге.

Сидишь у какого-нибудь богатого помещика, давно уже живущего в деревне... и вдруг слышишь такие несообразности, такие недействительные представления о народе, его жизни, что удивляешься только... точно эти люди живут не на земле, а в воздухе".

Ну что ж, Свифт в "Путешествиях Гулливера" описал целый летающий город, населённый лапутянами - образованными людьми, управляющими жизнью тех, кто там, внизу, накрепко прикреплённые к земле.

"А дома берёшь газету, читаешь корреспонденцию, в которой описывают отрадные и прискорбные явления, и видишь, что и тут те же воздушные, фальшивые представления. То вдруг прочтёшь, что крестьяне и инородцы Иркутской губернии определили послать от каждого общества по сироте в иркутскую классическую гимназию, то по случаю выбора Н. А. Корфа гласным прочтешь: "Отрадно видеть, что крестьяне умеют ценить заслуги людей, работающих на пользу общую"". (А крестьяне и не знали даже, что есть на свете какой-то Корф, которого они якобы выбрали гласным.)

"Бывал и на земских собраниях. Говорит кто-нибудь из гласных, доказывая что-либо, и непременно обращается за подтверждением к гласным крестьянам. Замечательно, что все к гласным крестьянам обращаются, точно инстинктивно сознавая, что только крестьяне знают действительную жизнь. Большею частью те соглашаются, но я, зная, что крестьянин не может разделять таких мнений, говорю потом с тем же крестьянином-гласным и, разумеется, слышу от него совершенно другое, действительное..."

Но всё сказанное выше относилось к журналистам, которые рисуют искажённую картину происходящего в силу своей малой образованности и низкого уровня профессионализма. Гораздо более вредной, даже опасной становится деятельность журналистов, которые сознательно фальсифицируют факты или намеренно дают им ложную интерпретацию в интересах власти или тех или иных влиятельных кругов общества... Таких журналистов Энгельгардт критиковал остро, беспощадно, часто публично их высмеивал, выставляя напоказ их продажную сущность и корыстные побуждения.

В следующих главах мы увидим, что Россия экспортировала треть урожая хлеба в Европу, причём в ущерб пропитанию собственного народа, который на значительной части территории страны хронические недоедал, а в среднем раз в 8 лет испытывал самый настоящий голод, жертвами которого становились многие тысячи жителей. И вот находились журналисты и специалисты, которые изыскивали пути увеличения экспорта "ради поддержки кредитного рубля", для чего предлагали заменить часть потребляемой населением ржи разными суррогатами. Другие предлагали проекты строительства железных дорог к морским портам, через которые осуществляется экспорт зерна, усовершенствования перегрузочных механизмов в этих портах, для того, чтобы Россия могла успешнее конкурировать с Америкой на мировом хлебном рынке. Энгельгардт, для писем которого характерен спокойный тон повествования, тут с гневом говорит об этих прислужниках тех, кто выжимает все соки из крестьян, чтобы вывезти как можно больше зерна за рубеж и получить возможно большую прибыль.

Энгельгардт смело назвал главную причину бедности крестьян и отсталости России, о чём другие авторы писать не решались: это грабительский характер земельной реформы, осуществлённой "царём-освободителем", в итоге которой многие крестьяне оказались бы ещё большей, чем прежде, кабале у помещиков. Ну, а помещики быстро нашли способ, как потуже затянуть ярмо на шее крестьянина, чтобы он не смог вырваться из кабалы. Известно, что "кроме цепей крепостных люди придумали много иных".

Энгельгардт доказывал, что "кошачий" земельный надел, который оставили крестьянину, слишком мал, чтобы он смог с него прокормить себя и семью. Но апологеты помещиков отрицали этот очевидный факт и утверждали, что земли крестьянину будет вполне достаточно, если он будет вести интенсивное хозяйство, используя в качестве удобрения виллевские туки, как это делают фермеры в Западной Европе. Энгельгардт высмеял этих защитников отжившего помещичьего строя и на всю Россию показал их невежество. Ведь он был химиком, причём выдающимся, а его оппоненты в этой науке ничего не смыслили, они даже не знали, что использование искусственных удобрений не исключает надобности внесения в почву естественного удобрения - навоза. Опять-таки журналисты попали под его критику, потому что по недостаточной своей образованности судили о вещах, которые были выше их разумения. Он мог бы привести ещё известный ответ поэта сапожнику, самонадеянно подававшего советы и насчёт улучшения формы стихотворения: "Суди-ка, брат, не выше сапога!"