Провинициалы. Книга 1. Одиночное плавание

А обсудить было что. Заканчивался апрель, на березах набухли почки, вот-вот должен был потечь сладкий сок, и днем под яркими лучами солнца по песчаным улицам уже бежали ручьи. Лед на реке стал темным и рыхлым, и по нему отваживались ходить только самые отчаянные смельчаки (которым приходилось закраины либо перепрыгивать, либо перебегать по брошенным доскам), и не было дня, чтобы здесь, у самого берега, кто-нибудь не провалился. Суматошно выскакивая на берег, недотепа, на глазах у подростков, играющих в лапту на вытаявшем пустыре, и стариков, сидящих на скамеечке перед большим домом Сопко, покуривающих ядреный самосад, бежал вверх по косогору, отмахиваясь от безобидных шуток насчет срамного места, которое в таких случаях отогревать надо в первую очередь с помощью соседки или, на худой конец, собственной жинки.

Хуже было тем, кто умудрялся провалиться по пути из дома, на той правой стороне. В этом случае бедолага на некоторое время замирал в раздумье, а потом или трусцой продолжал свой путь, или, махнув рукой, торопился обратно на свой берег, уже не осторожничая и с лету преодолевая свою закраину. Как правило, в этом случае такому торопыге везло и он благополучно выскакивал на берег.

Это были последние дни, когда можно было еще покататься на коньках. У Вовки были дутыши, доставшиеся от старшего брата, который осенью ушел в армию и служил где-то на Урале, у Сашки – старые «снегурочки». Они нашли хорошее место: от Вовкиного дома – он стоял как раз там, где ручей впадал в Двину, – вниз по течению, мимо мостовых быков тянулась ровная бесснежная поверхность. Она появилась только этой зимой, когда остатки моста перестали перегораживать реку. Под коньками лед шуршал, потрескивал, прогибался, заставляя сердце быстро-быстро колотиться, а потом на берегу долго еще рассказывать друг другу о самых страшных моментах стремительного и опасного бега…

С каждым днем желающих покататься становилось все меньше и меньше, и теперь выходить на лед из пацанов отваживались только Сашка и Вовка. Из них рисковым считался Короткий, потому что был почти на голову выше Сашки и весил больше. Сашка первым выходил на кромку, потом катил по прозрачному льду, сквозь который возле заводей у камней можно было разглядеть сонных мальков. Но как он ни спешил, на середине дистанции Вовка все равно нагонял его и убегал вперед, и это был самый опасный момент: лед начинал оглушительно рваться, проседать, и Сашка замедлял шаг, уступая без сопротивления.

Но так он поступал только сейчас, когда же лед был крепким, он всегда сопротивлялся до последнего, и нередко они, мешая друг другу, спотыкались и падали, и тогда более легкий Сашка катился на боку, на спине или животе дальше, без усилий оставляя друга позади…

Затарахтела под окнами медлительная телега (одноногий Яшка-цыган вез из пекарни с той стороны хлеб в маленький магазинчик возле школы), и под это нудное тарахтенье Сашка задал самый главный вопрос:

– Катнемся после школы?

Вовка задумался.

– Хлипко уже, – прошептал он.

– Трусишь?

– Я?..

– Жовнер! – Варвара Ефимовна прошла к их парте, встала в проходе – Что я рассказывала?

Варвара Ефимовна учила их последний год. С пятого класса у них будет много разных предметов и учителей и еще классный руководитель, и об этом было непривычно и в то же время заманчиво думать.

Сашке было немножко жалко Варвару Ефимовну, которая чем-то напоминала его умершую бабушку Марфу Федоровну.

– Мороз и солнце, день чудесный!

Еще ты дремлешь, друг прелестный…

По тому, как развеселился класс, Сашка понял, что на этот раз не угадал.

– А что еще знаешь из стихотворений Александра Сергеевича?

– Александра Сергеевича?..

– Пушкина, – свистящим шепотом подсказал Вовка.

Обернулась Катя Савина, отличница и самая красивая девочка в классе, окинула его и Вовку снисходительным взглядом.

– Гляжу, поднимается медленно в гору

Лошадка, везущая хвороста воз…

– вдруг ни с того ни сего, хорошо зная, что это стихотворение Некрасова (учили на той неделе), брякнул Сашка, и сам заулыбался, поддавшись общему веселью, сдобренному криками, всхлипами, хлопаньем крышек парт и топотом.

– Са-ша… – удивленно протянула Варвара Ефимовна, и он, насупившись, торопливо отбарабанил:

– Я знаю, это Некрасов… Я хотел другое, вот:

Я помню чудное мгновенье,

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты…

И замолчал, потому что в классе стало оглушительно тихо, и он посмотрел на Варвару Ефимовну, не понимая, почему все повернулись в его сторону…

– Да, это одно из самых замечательных стихотворений Александра Сергеевича Пушкина, – произнесла Варвара Ефимовна и неторопливо вернулась к столу. – Но мы его не учили, и вы еще не скоро будете изучать… А тебе оно понравилось?

Сашка кивнул.

– И как ты его понял?

– Я?.. Не знаю…