Провинциал и Провинциалка

А это уже поздний вечер – Ключарев отрывается от статьи. Сидит. И мысль о том, что вот ведь он, Ключарев, один остался. Без друзей. Без приятелей даже. А ведь люди, и это понятно, группой живут. Помогают друг другу. Пьют, и то вместе. Развлекаются, или дело делают, или, скажем, просто языками чешут. Один защитил диссертацию, другой с женой развелся – и все равно это с кем-то обговаривается. И главное, конечно, помощь друг другу, жизнь не мед.

Так и есть. Этакое взаимное существование. То есть, разумеется, никто и никому клятв не дает и договором не скрепляет, но, видимо, как-то само собой понималось, что если он, Ключарев, приходит к Наташе Гусаровой в дом, – «дружим домами, сейчас только так, мой милый!» – то однажды ему придется что-то такое для нее или для них сделать. И не просто любезность, не Эдгара По подарить. А нечто побольше. Н-да. Группа Наташи Гусаровой. Группочки. И не обязательно они со знаком минус или со знаком плюс. Группочки, как люди, – разные. У Ивана Серафимовича его «стариканы», человек пять или шесть. Он без «стариканов» не может и не умеет. Так и живут в большом городе.

У Игорька Ясенева своя группа. Смешно получилось. Встретил он, Ключарев, Игоря Ясенева. Разговорились и покурили. То да се. «Я, – говорит Игорек Ясенев, – в гости иду. К знакомым». – «Сейчас идешь?» – «Нет, вечером. Интересные люди. Мы с женой частенько к ним ходим». И начал он, Игорь Ясенев, рассказывать. А Ключарев слушал. И получалось: люди действительно интересные. И работы у них любопытные. И биографии с вехами. И как-то даже на слово верится, что там интересно. И он, Ключарев, не очень стал вдумываться, а может, жалобы жены вспомнил, а может, просто поплыл по разговору, – бывает.

– Сводил бы ты меня к ним, – сказал вдруг Ключарев. Сказал, оживляясь и про себя соображая, что ведь и без Наташи Гусаровой обойтись можно. Не клином же свет.

Сказал и видит, что потускнел как-то Игорь Ясенев. «Да можно, – говорит. – Вообще-то можно». И мнется. И глаза отводит. И тут Ключарев сам сменил тему разговора. Не навязываться же. Что ж ты мне это самое «можно» цедишь, ведь ты идешь к ним сегодня. Ведь вечером. Ведь сам только что сказал об этом… И, разойдясь с Игорем, Ключарев все думал: чего это он постеснялся меня пригласить? Застыдился? Да уж не настолько я глупее тех интересных людей. И уж точно, что первый-то вечер я просидел бы у них мирно и чинно. Это уж само собой. Может, что-то скромненько и сказал бы, но ведь скромненько.

Так оно и было. Игорек свое право входа в группу оберегал. Дорожил им, правом-то. Потому и не поспешил пригласить. Может быть, и можно было привести в тот вечер Ключаревых, но нужно ли? От добра добра не ищут. А ему, Игорьку, и без Ключаревых там, видимо, хорошо… И тут Ключарев – он уже встал и ходит по комнате – как бы обрывает мысль и решает, что наплевать и что он проживет без этих группок. Не умрет. Они, видите ли, не хотят его, не желают. Ах ты господи. Прямо-таки зачахнет он без них. И это он уже чувствует себя личностью, индивидуальностью, которая выживает сама по себе. Шаг Ключарева становится твердым. А в голове под знакомый шум проносящихся ночных автобусов оседает новое, приобретенное в жизни понятие. Уже ясное, прозрачное и звонкое, как упавшая капля воды:

– Клан.

Слово неточное, «группа» лучше. Да и не в названии дело – может, его еще пока не существует, не придумали. И эта самая как бы расширенная семья, группа, клан, объединение друзей, или как там ни назови, – оно ж в общем-то естественное дело. Жили же когда-то люди родами и племенами. Были охотники. Купцы. Или рыбаки. Или, скажем, жили деревней, хутором, поселком. И в большом городе, в супербольшом, в огромном, потеряв уже прежний смысл и приобретя новые оттенки, конструкция не пропала и не погибла. Она сохранилась, она живуча и, видно, нужна людям. Да и что ж удивительного в том, что в огромном городе, оказывается, существуют свои хуторки, деревни и поселки. Человек знает, что делает.

Глава 7

Ключарев приходит на работу, а там – событие. В верхах наконец приняли решение. Отделу дали такую же трудоемкую чернорабочую тему – фактически продолжение прежней темы, как и предполагал Ключарев в свое время.

– Вот и дождались! – И вокруг слышатся соответствующие разговоры.

Даже Галя Южина растеряна, не жует свои бутерброды, на лице тень. Необходимость черной работы в науке не нуждается в особой защите. Дело нужное, и все понятно. Все ясно. Но обидно. И чувствуется витающая в воздухе коллективная грусть. Состояние небольших похорон. Иллюзии ведь тоже хоронят. Во всяком случае, веселиться нечего – это ясно.

– Н-да, брат, – вздыхает Бусичкин. – Такие-то кораблики!

Бусичкин даже обнимает за плечо Ключарева. Вздыхает. Ключарев соглашается: кораблики действительно скромные, не океанские.

– Зайди к Ивану, – говорит Бусичкин. – Я уже был у него. Он в ужасном состоянии…