Провинциал и Провинциалка

И вот Ключаревы выходят из дому (дети, оставшись одни, безмерно счастливы). Ключарев отмечает между прочим:

– К нашему возвращению что-нибудь расколотят.

Но думает он уже не о детях – вечер есть вечер. У Наташи хорошо. Посидеть. И выпить. И с Володиком Зарубиным сцепиться. Когда-то давно (года четыре назад, самое начало!) он считал Володика своим антиподом. Ну, то есть тем самым человеком, кто жить тебе вроде бы мешает и почему-то всегда отыщется и колет глаза своим существованием. И, как обычно в таких случаях, человек этот кажется нам более удачливым, бог весть каким остроумным, и легко-то ему живется, и любят его, и все такое. И разумеется, Ключарев считал себя зато более глубоким. А Володика более легковесным. Считать своего антипода существом легковесным – это даже как-то в природе всякого человека. Самозащита… В разговорах Ключарев называл его «мотыльком» (а Володик в свой черед Ключарева как-нибудь «дубком», а может, и без уменьшительного суффикса). Молодые были! Все прошло. Сейчас Ключарев, пожалуй, даже живее Володика в речи. Отшлифовался. Точнее сказать, друг друга отшлифовали. И теперь они с неподдельной радостью встречают друг друга – вот Ключарев придет, и Володик, подмигивая, тут же подойдет и скажет:

– Ну что? Поспорим сегодня?.. Потешим публику. Кто будет нынче агрессивным – ты?

– Мне все равно, – засмеется Ключарев.

– Давай сегодня ты. Играй белыми… Я в последние дни ни книжки не прочел, ни слухов не слышал.

А Наташа Гусарова, тут же, в прихожей, помогая Майе переобуться, погрозит им пальцем:

– Ну-ну! Не договаривайтесь!.. Какие, ей-богу, циники. А мы-то их, Майя, всерьез принимаем…

Но Володик уже обнимает Ключарева за плечо и ведет к выпивке – а там уже стол, голоса компании, шум, – и Володик смеется:

– Значит, ты сегодня белыми? Только ты уж не дави меня очень. Когда Анна Павловна (то есть Шерер из «Войны и мира», то есть в данном случае Наташа Гусарова) хвалит тебя за победу в споре, у меня прямо сердце кровью исходит…

– Нет уж. Буду давить, – смеется Ключарев. – У меня, может, тоже кровью исходит, когда хвалят тебя.

– Выпьем?

– Ага… Смотри, винцо-то какое приволокли. Кто это от щедрот выделил? Небось муж Наташи. Ишь, гурман!..

Придут, разумеется, Логиновы. Они не пропускают у Наташи ни вечера – занятная пара. Симбиоз мечтателя мужа и ловкачки жены. Муж, трудяга и мечтатель, утоп в мистике, что-то вроде Ивана Серафимовича. А жена реалистка – дальше некуда. В ее глазах беспрестанно что-то мелькает, будто бы цифры, будто бы рубли.

К этой минуте Ключаревы (они идут к Наташе) как раз переходят дорогу – машины мчат одна за другой. Вечер тепел и благодатен. Истинно лето… А перехода пока нет. Красный глаз. И в ожидании Майя вдруг спохватывается:

– Знаешь, получается, что я Наташе ничего не подарю.

Молчаливый выразительный жест Ключарева (он потряхивает портфелем с покупками) не успокаивает Майю. Она говорит:

– Это ведь ты купил… А нужно было бы нечто. От меня лично.

– А Эдгар По?

– Наташа не поверит, что я купила.

– Ну почему же? – И Ключарев рассказывает ей тайну переплаченного рубля, нехитрую технологию книжного прилавка.

Майя смеется:

– Никто не поверит, что я сумела это проделать! – Она задумывается и быстро находит женский ход. – Скажем, что купил ты… Но, дескать, целых два дня я заставляла и гнала тебя из дома, чтоб ты это сделал.

– Давай скажем, что гнала неделю.

– Нет-нет. Ты или шутишь, или просто не чувствуешь правдоподобия. Именно два дня. Ты запомнил?

Ее шаг становится упругим, она частит и чуть забегает вперед Ключарева. Она замолкает, опять уносясь в какую-то облачную высь, где она мысленно общается сейчас с Наташей.