Провинциалка 2. Дорога назад

Не знаю, что это было. Его нежелание платить за ужин или, быть может, наоборот, желание заиметь совместную фотографию, на которой мы будем напоминать ему настоящую семью. Если учитывать финансовые возможности Самсонова, то, скорее всего, второе. Правда, мне было уже плевать.

- Хорошо! Я сфотографируюсь, если только ты перестанешь называть меня мелкой! Договорились?

Его «мелкая», кстати, не стояло даже близко с Матвеевским «маленькая». Но сильно по душе царапало. Так больно, что каждый раз всё внутри сжимается, а в голове голос Северова набатом.

- Договорились! - счастливая улыбка идиота и нас уже кто-то щёлкает.

*****

Роды начались на неделю раньше ожидаемого и я погрязла в жутких муках. Никогда не думала, что рожать настолько больно. Адски больно. Вот только я говорю не о физической боли, которая рано или поздно проходит. Я говорю о боли душевной, что не утихнет никогда. Когда сердце разрывается на части от понимания того, в какой мир я привожу своих малюток. В мир, что полон злобы, ненависти и алчности. Мир, который поглотил их отца, не дав ему даже увидеть своих крошек.

Адская боль, когда душа, словно исполосованная острыми лезвиями, кровоточит и умирает. Бьётся в ужасной агонии и кричит внутри так истошно.

Дикая ненависть к ублюдкам, из-за которых я и мои малыши одни в этом мире. И нет никого, кто согрел бы нас своей любовью и отцовской заботой. А тот, кто есть - нам не нужен.

Всё это ушло, как только я услышала первый крик своей дочери. А вскоре после него - второй.

Находясь где-то между реальностью и забвением, я понимала, что больше ничто не имеет значения. Только они, мои маленькие крошечки. За которых отдам жизнь, брошусь в пропасть, вырву кишки любому, кто посмеет их обидеть. Теперь я мама.

Я - МАМА!

Боже, ради этого стоило жить… Ради этого стоило выдержать всё, что я выдержала. Пережить весь тот ужас и не сойти с ума, чтобы взять на руки своих чудных малюток.

- Обе девочки. Такие красавицы, посмотри только на них, - медсестра придерживала крошечек на моей груди, пока я любовалась ими и рыдала, трогая пальцами их красноватые мордашки, не веря, что это реальность, а не очередной сон.

Старшенькая (на целых две минуты) смотрела на меня глазами Матвея. Казалось, это он смотрит через неё - настолько она похожа на своего отца. Немного нахмуренная, серьёзная и молчаливая, она взирала на меня строго, как-то по взрослому. Его копия, которая будет напоминать мне всю жизнь о мужчине, которого так любила и люблю. А вот младшенькая была похожа на меня. Носик, губы, глаза. Такая же маленькая и задорная. Казалось даже, что она смеётся. Бред, конечно… Видимо, начало действовать обезболивающее.

- Они… не одинаковые.

- Нет. Даже цвет глазок разный, - подтвердила медсестра и забрала крошек.

- Отдай! - я дернулась за ними, но вторая медсестра меня удержала.

- Уймись, мамаша. Никто их не украдет. Тебе отдохнуть нужно, вон роды какие тяжёлые были. Поспи, а как проснешься, принесём твоих красавиц кормить.

С тоской и болью в сердце проводила своих крох взглядом, а когда дверь за ними закрылась, заревела. Нет, даже не заревела. Взвыла, мысленно обращаясь к Матвею. Звала его снова, находясь под воздействием лекарств и личной боли, той жуткой скорби, что сжирает день за днём, отрывая от меня кровавые куски и оставляет истекать кровью, погибать в муках, корчась и крича в пустоту.

Вот и родились наши малышки. Видишь ли ты это, Матвей? Чувствуешь ли, как больно мне сейчас? А радость мою болезненную, счастье печальное чувствуешь? Ты хотя бы что-нибудь там чувствуешь?

И как нам жить теперь? Кого моим детям называть отцом? Твоего преданного «слугу», что взял на себя такую ношу непосильную? Я не смогу на это смотреть спокойно. Не хочу, чтобы они называли папой кого-нибудь другого. Ты их отец. Ты мой любимый. В сердце ты засел занозой и не вырвать, разве только вместе с сердцем. Чтобы насовсем… Чтобы к тебе отправиться. Только я теперь права не имею. Я не одна теперь. Мои малютки и так лишись одного из родителей. У них кроме меня и нет никого больше.

*****

- Мы не то что-то делаем, - покачал головой Костян, опрокидывая в себя стопку водки.

- Опять бухаете? Хоть бы закусывали, - за спиной послышалось ворчание Катерины и на столе вдруг возникли бутерброды. - Ладно, пожуйте, я к Саньке пойду, проснулся уже.

- Спасибо, малыш, - Ворон улыбнулся жене, а меня колом в сердце этот момент.

Тепло, по-домашнему, блядь. Аж скулы сводит от боли.

Катерина Косте родила уже сына. А у меня мозг плавится от догадок, где моя Стешка и как у нее все там… По моим подсчетам со дня на день я отцом должен стать.

И какой, мать его, папашка из меня, если я не могу даже отыскать свою семью. Кому, блядь, нужен такой защитник?!

- Что с тобой? Ау? - Ворон пощелкал пальцами, привлекая моё внимание.

- Да ничего. Давай лучше выпьем за твоего сына, - чокнулись и опрокинули горькую, только вкуса не чувствую, в груди все горит от тоски по ней, по кошке моей.