Провинциальная история

Баська поглядела и нахмурилась. А вдруг да… ведьма осерчает за недогляд. Та, которая тутошняя, Баську больше не пугала. Нормальная она, хотя и ведьма, то ли дело иные…

Точно осерчают.

И как быть?

Баська попыталась нащупать на ледяной руке жилу. Но та не нащупывалась. Поглядела на грудь. Та вроде вздымалась, а вроде и нет. Вона, у Полушки, которая прежде при Баське спала, так грудь ходуном ходила. Правда, и была такой… такой, которой у мага при всем желании не вырастет, но поди ж ты… а он лежит себе тихонечко.

— Не дышит, — вздохнула Маланька и осенила себя знамением.

— Дышит! — Баська решилась и ухом приникла к этой вот невздымающейся груди. Ежели сердце бьется, стало быть живой… а оно билось.

Постукивало этак, неспешно, но все же…

— Живой! — сказала она с немалым удовлетворением. И на Маланьку глянула сверху вниз, чтоб та не зазнавалась. Ишь, выдумывает, будто маг под Баськиным приглядом помрет. — Только холодный…

— Надо ведьму звать.

— Надо, да… — Баска почесала макушку, в которой что-то свербелось. Баська лишь надеялась, что это мысля, а не звери платяные. Небось, намаешься выводить и с зачарованным гребнем. — Зови?

— А чего я? — Маланька аж попятилась, но недалече. — Это тебе велено!

— Сидеть велено, а не звать, — возразила Баська и вновь к груди приникла ухом. Заодно и рубаху пощупала. Хорошее полотно, тонкое, небось, голландское, наши погрубей делают. А что пожелтело, так это с недогляду.

Небось, неженатый. Вот и отдавал стирать, кому ни попадя, а то и вовсе девкам дворовым, которым все одно, что наши холстины, что тонкое сукно.

Мага даже стало жаль. Не потому, что помирает, все-таки Баська в ведьму свою верила, но из-за бестолковости его и житейской неустроенности, от которой он — иначе и не объяснишь — и стал рядиться этаким чучелом.

— Согреть его надобно, — решила Баська и одеяло поправила.

Поглядела задумчиво.

Помнится, батюшка сказывал, как одного разу зимою в бурю попал да такую лютую, что ни земли, ни неба не видать. Обоз замело, кони полегли, позанесло их снегом, люди же, чтоб не померзнуть, друг дружку грели.

Мысль была…

— Еще одеяло принесть? — поинтересовалась Маланька и вошла-таки, дверь за собой притворивши. Оно и правильно, а то был дом приличный, но понаехало тут люду всякоразного.

И приглядеть бы, да…

— Не поможет, — Баська руки мажеские пощупала, все более убеждаясь в собственной правоте. — В егоном теле своего тепла не осталось, поди. Надобно…

— Грелку?

Баська решительно одеяло откинула.

Оно, конечно, нехорошо… совсем даже нехорошо… и буде тут холопки какие, она б их послала, но холопок не было, одни лишь ведьмы.

Ведьмы же…

— Ты чего удумала?! — Маланькины глаза сделались круглы.

— Спасать буду, — Баська мысленно помолилась всем богам. — А то ж заледенеет вовсе… что тогда ведьмы скажут?

— Ты… ты… это же ж…

— Тихо, — велела Баська громким шепотом, укладываясь подле мага. Юбки оправила, чтоб ноги прикрывали, а то и вправду срам… если кто увидит, то говорить станут.

— Ты… ой, мамоньки… — Маланька прижала ладони к щекам. — Ой, что будет…

— Ничего не будет, — проворчала Баська, руки на груди скрестивши. Лежать она решила на спине, потому как тогда можно разглядывать потолок, а не мага. — Лезь, давай…

— Я?!

— А кто? Я ж на две стороны не разорвуся, — и эта мысль показалась донельзя удачною. И вправду, что получается? С левого боку мажика Баська греет, а правый, стало быть, холодным останется?

И выйдет, что она его наполовину отогреет?

А если этой половины мало, чтоб мажик отжил? Или, паче того, он вовсе наполовину очнется, как кухарка, которую удар разбил. Правда, Баська так и не поняла, кто и зачем бил её, да и как вовсе удалось, потому как была кухарка бабою серьезной, вширь едва ль не больше, чем ввысь, и руку имела тяжелую.

Её все во дворе боялись.

А потом одна рука отнялась, нога тоже. И с лица перекосило.

Она поглядела на мажика.

— Да не бойся, — сказала Маланьке на правах человека опытного, которому уже случилось полежать в постели мужиком. — Он тихий… лежит себе.

— Вот пусть и лежит, — Маланька решила заупрямиться. И тоже руки на грудях скрестила. — А то ведь вдруг да отомрет?

— Не… ведьмы его того, крепенько… мы только чутка, чтоб согреть. А после под одеяло…

— Может, сразу под одеяло?

Баська пощупала магикову руку, которая вроде стала чутка теплее.

— Неа, если так, то помрет. Ведьмы озлятся. Видела ту, которая старшая? Ишь, глазищами зыркала… оборотит в жабу и все, с концами, — Баська представила себя жабою и содрогнулась.

Маланька, верно, тоже представила.

И тоже содрогнулась.

Сделала шажок к кровати.

— А ну как узнает кто?

— Кто?

— Ведьмы?

— И что? Нам велено озаботиться, вот мы и заботимся… и вообще, гляди, он, почитай, мертвый. А с мертвяком лежать, небось, позору нет.

Насчет этого, конечно, у Баськи имелись некоторые сомнения, все ж таки нянюшки твердили про мужиков в целом, но навряд ли, если подумать, от неживого мужика может девичьей чести урон случиться.

— Да и сама подумай, мы ж тут вдвойгу лежать будем! А стало быть…

…уговорить Маланьку все-таки получилось.

 

…Ежи успел.