С ведьмою воевать себе дороже, а вот подружиться…
…попросить совета.
И самой посоветовать…
— Знаете, — преодолевши легкую брезгливость, Анна все же заставила себя взять девицу под руку. — Я всегда восхищалась тем, сколь свободны ведьмы в своих поступках! Однако вы меня просто-напросто поразили…
— Чем? — девица глядела настороженно.
— Вашим нарядом… вы прибыли издалека?
— Да.
— И там… женщинам позволено одеваться подобным образом?
— Если они хотят, — ведьма позволила себя увлечь.
— Удивительно! Восхитительно… — Анна все же была дамой глубоко воспитанной, и потому изображала восторг с легкостью, даже получая удовольствие от этой подзабытой светской игры в любезность. — Всегда мечтала…
Освободившийся от доспехов, барон Козелкович вытирал лоб платком, потел, снова вытирал и снова потел. Он выглядел одновременно растерянным, задумчивым и печальным. И от кубка, поднесенного слугою, отмахнулся, как и от самого слуги.
— Как она? — первым делом спросил он целителя, когда тот переступил порог. А Ежи мрачно отметил, что любезнейший мастер Дурбин изволил сменить костюм. И нынешний, из темно-зеленого сукна с легкою золотой искрой донельзя ему к лицу.
Волосы мастер зачесал гладенько, убравши их под парик, тоже гладкий, с буклями по бокам и хвостом. Хвост он перевязал бархатною лентой, украшенной парой кабошонов.
Лоб припудрил.
Глаза подвел для пущей выразительности.
И туфли новые с длинными носами и квадратными пряжками, на которых тоже переливались всеми оттенками зелени каменья.
Модник, стало быть.
— К моему величайшему удивлению, весьма неплохо. Конечно, девочка утомлена и истощена, но скорее эмоционально, нежели физически, — говорил он медленно, важно, выделяя каждое слово.
И притом перебирал перстни на пальцах.
На левой руке перстней было пять. На правой — семь, и от обилия их, нанизанных один за другим, пальцы казались золотыми.
— Ее энергетическая структура не то чтобы полностью стабилизировалась, скорее уж имеет место локальный прогресс отдельных локусов.
— Проще! — рявкнул Козелкович, теряя терпение. А Ежи с трудом сдержал усмешку: не то время выбрал мастер, чтобы умствовать.
— Проще… скажем так, если бы я сам не осматривал девочку не далее, как вчера, я бы сказал, что болезнь ее находится на той стадии, когда еще нет нужды в подпитке… не уверен, что понимаю суть произошедшего, но этой своею прогулкой ваша дочь купила себе пару месяцев жизни. Или лет.
Ноздри барона дрогнули, он приоткрыл было рот, собираясь сказать что-то, но мастер Дурбин не заметил:
— Прелюбопытнейший феномен… никто прежде не сталкивался с подобным… интересно, как долго продержится эффект?
— Интер-ресно? — тихо пророкотал барон, и Ежи почувствовал, как изменилось его настроение.
Не только его.
Вспыхнули вдруг те самые первичные узлы.
— Простите, неверно выразился. Я очень надеюсь, что речь идет о годах. И… мне обязательно нужно будет побеседовать с этой ведьмой… как, простите, ее зовут?
— Анастасия, — вынужден был ответить Ежи.
— А… по батюшке?
— Она не представилась.
— И род, к которому она принадлежит…
— Мне не известен, — говорить о ведьме с этим вот столичным хлыщом, который сиял и поблескивал, и кажется, не постеснялся корсет затянуть, ибо осанка его была куда более прямою, чем Ежи запомнилось, желания не было.
Тихо хмыкнул Анатоль из своего угла.
— И откуда она появилась вы тоже, полагаю, не знаете… скорее всего, дикая… — это мастер Дурбин добавил тихо и с немалым воодушевлением.
Дикая.
Ежи готов был свой форменный камзол сожрать, если оно не так.
— Что ж… надеюсь, она не откажется просветить меня…
— Господа, — Козелкович поднялся с места. — Надеюсь, вы поймете, но… я должен проведать дочь.
И вышел.
Глава 20 Сказывающая о суровых буднях настоящих мужчин и честолюбивых их планах
Глава 20 Сказывающая о суровых буднях настоящих мужчин и честолюбивых их планах
…я не сдурела, я вообще такая.
Чистосердечное признание некоей заневестившейся девицы при близком знакомстве с потенциальным супругом.
Антошка Савушкин был человеком в высшей степени серьезным, а что в года свои еще семьею не обзавелся, так исключительно по причине этой вот серьезности.
Ну и еще из-за бедности, конечно.
И матушкиного дурного нрава. То ей одна девка не хороша, то другая. Сестры, само собою, не желают братца женатым видеть. Кто ж тогда работать станет?
Правда, и без жены Антошка работал не сказать, чтобы много. Но не из лени, отнюдь, из-за той же серьезности и основательного к любому делу подхода, который люди иные отчего-то понимать не желали. Вот взять хотя бы купчишку, который Антошку нанял лабазы стеречь. Оно-то вроде и просто, сиди да стереги, но… а как быть, если вдруг лихой человек сунется?
Или пожар приключится?
Или мышей нашествие, которые, всяк знает, нашествовать горазды особенно под полную луну да ведьмино слово. Еще те твари. И что, Антошке за дела ихние отвечать? Или вот, вода в реке подниматься начнет… или…
Купец, сперва головою кивавши, после реки хмуриться начал, а там и вовсе рукой махнул. На Антошку.
Глупый человек.