Провинциальная история нравов, замаскированная под детектив. Или наоборот.

На этом посещения закончились. Никто не приехал, чтобы выразить сочувствие или просто подержать за руку. Никто не привёз мандаринов и чёрной икры. Сима старалась не куксится, исправно выполняла предписания врача, хотя в глубине души считала его страшным перестраховщиком и трусом, потому что — и он не уставал это подчёркивать — его интересовало не столько здоровье пациентки, сколько собственный послужной список. А впрочем, чего ещё было ожидать от коренного грибновца? На третий день ее выписали — торжественно и быстро. Сняли бинты с головы, принесли одежду, сунули в руки больничный лист, заставили расписаться в каком-то журнале и выпроводили вон.

Пока Сима добиралась до дома, поняла, как прав был доктор, что не выпустил сразу. Потому что к тому времени, как она перевалилась через порог квартиры, голова кружилась немилосердно. Слабость, вялость, которых в больнице она и не замечала, поскольку большую часть времени спала, напали со всех сторон — хотелось упасть и не двигаться.

А ведь ей еще в аптеку за лекарствами надо.

Это подождет, все это подождет, — думала Серафима, пока заползала на кровать, даже не подумав снять верхнюю одежду. — Все это подождет…

Проснулась она от того, что в дверь звонили. Громко, раздражающе. Сима с трудом разлепила глаза и поняла, что на дворе вечер. Сколько она проспала, интересно? Какой день нынче — сегодняшний или уже завтрашний?

Как бы то ни было, сон ей помог — самочувствие было почти нормальным. Пробежать стометровку она, разумеется, вряд ли смогла бы, однако и падать ниц перед гостем, кем бы он ни был, не собиралась.

Уже держась за ручку, она подумала, что не надо бы открывать вот так: не посмотрев в глазок, не спросив кто, но… Открыла по инерции и почувствовала себя так, будто на нее обрушилась стена. Каменная, огромная и внезапная. Внутри все оборвалось — от недоверчивой радости, неожиданности и… внезапного осознания того, что волосы немыты уже четвертый день — с повязкой на голове не очень-то помоешь, одежда жёваная, душ она последние три дня принимала кое-как, поливая себя из недоломанной лейки жидкой струйкой воды, без мыла, без пахучих гелей, которые в обычной жизни обожала. Что под глазами круги размером с блюдца. Что морда бледная, страшная, мятая спросонья и наверняка несчастная. Короче, вот почему бы ему — произносить и думать с придыханием и замиранием сердца — было не зайти чуточку попозже? Когда она будет блистать, сиять и благоухать? Ну или хотя бы сподобится расчесаться? Почему перед любовью всей своей жизни она умудрилась предстать в виде не просто худшем, но кошмарном?

Ей и в страшном сне не могло присниться, что он…

Ааа, черт. Плохо ей. Видимо, слишком долго стояла, пяля глаза на нежданного гостя. Всё так же хорош. Темно-карие глаза, черные, чуть вьющиеся — видимо, он в очередной раз пренебрег визитом к парикмахеру — волосы. И, как будто этого мало, прямо-таки в глаза бросающееся чувство собственного достоинства, ни капли не напускного — уверенная манера держаться, неторопливые жесты и размеренная речь.

Его приход напрочь выбил её из колеи — хотя она и до этого не была в полном порядке. Как он вообще очутился здесь, в Грибном? На чертовом краю чертового света? Почему в дверь звонит — порталы открывать разучился? И как нашел ее? Впрочем, последний вопрос — даже не вопрос. Он же маг. Всем магам маг. И потому…

Сима закатила глаза и упала в обморок, уверенная в том, что ее всенепременно поймают. А еще в том, что как обычно, ему даже в голову не придет разуться перед тем, как войти в комнату. Разумеется, не ему же потом выметать из углов комья грязи.

Он не подкачал — моментально подхватил, пронес в спальню. И при этом ни слова не сказал, за что отдельное спасибо. К чему Серафима была меньше всего расположена сейчас — так это отвечать на глупые вопросы.

— Ты опять довела себя до ручки, — было первое, что она услышала, когда открыла глаза.

Пришла в себя она еще минут пять назад, но некоторое время просто лежала, вспоминая, осознавая и привыкая. К его присутствию. В том, что он все еще находился в ее квартире, сомнений не возникало. Она его чувствовала — как всякая безмерно влюбленная девушка. Безмерно и безответно. Увы, встречается и такое, причём намного чаще, чем хотелось бы.

Впрочем, к этому Сима привыкла — за столько-то лет — и уже не огорчалась, просто принимала как должное. Любила без надежды, но страдать и рыдать по ночам в подушку отказывалась. Заставляла себя верить, что все еще наладится, и он увидит в ней женщину, а не неуклюжего подростка, коим она была при первом их знакомстве.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, проигнорировав нелестное для себя замечание.

— В данный момент зашел узнать, как твои дела. В участке сказали, что ты взяла больничный.

— В участке? Что ты забыл в участке?

— Помимо прочего — хотел увидеть тебя.