Провинциальная история нравов, замаскированная под детектив. Или наоборот.

— Да все не так, Сим-Сим. Все не так — как сказал бедняк. Не смешно, зато в рифму. Я, между прочим, стихи пишу время от времени, и, говорят, неплохо получается. Хочешь, почитаю?

— Не стоит. У нас мало времени. Тебя Сергей Витальевич ждет.

— Черства. Черства и непреклонна. Ты подумай, Сим-Сим, хорошо подумай. Через пару лет роза-то подвядать начнет…

— Какая роза? Ты о чем?

— Кому ты нужна будешь в морщинах да сединах, а я…

— Так, понятно, — усмехнулась Сима. — Я сейчас пойду и доложу Круглову, что ты не готов отчитываться, потому что вместо работы стишки пописываешь. Ему и зачитаешь.

— Я всегда готов, — двусмысленно возразил Егор, — и жажду тебя в этом убедить. А с Серёней я сам как-нибудь. Он у себя?

Сима кивнула. Спросила:

— Ты не договорил. Что там с местом преступления?

— Такая симпатичная и такая настырная. Тебе зачем эта информация? Кто много знает — много плачет, и не видать тому удачи…

— Опять в рифму, — похвалила Сима. — Интересно мне. Да и Михалыча жалко. Все думаю, не могла ли я тогда помочь. Когда по голове словила… ты, кстати, ничего не накопал по моему случаю?

— Накопал. Только опять же не для чужих ушей. Круглову доложу. А ты можешь идти дальше бумажки перебирать.

— Ну, Егор, ну скажи, пожалуйста. Я переживаю очень.

Егор нарочито грустно вздохнул и полным сознания собственной значимости голосом поведал:

— По твоему делу — ничего конкретного. Каких-либо следов преступника обнаружено не было. Свидетелей тоже нет. Ударили тебя палкой — она валялась в мусорном баке неподалеку. Ни отпечатков на ней, ни других улик, изобличающих нападавшего, не обнаружено. Поскольку мотивом преступления был не грабеж, отрабатываются другие версии.

— То есть, по моему делу — ничего, — подытожила Сима.

— Вроде того. Сим-Сим, давай начистоту. Даже если кто-то ударил тебя по голове со злым умыслом — невелика беда. На фоне остального. Не убили же, в конце концов. Тут уж, прости, действуют приоритеты, расставленные начальством. Которое, кстати, в больнице отлеживается. Слушай, ты все-таки подумай насчет свидания в эту пятницу. Я свободен, открыт для новых отношений и готов к покорению вершин — секса бог и господин.

— Ты просто поэт, — отметила Сима машинально и вопросила: — Подожди, вершина — это я? Иди ты, Егор, лесом. Лучше скажи, что с Михалычем.

— Ах да, ты же переживаешь.

— Именно.

— Ну раз так… и в надежде на свидание… Начнем с того, что Михалыча не там убили, где нашли, а значит, никакое это не место преступления по сути. А значит, надо искать дальше. Чем и занимаюсь. Проверяю его знакомых, собутыльников, дружков. Авось наткнусь на что-нибудь.

— Откуда ты знаешь, что не там? И где это — «не там»?

Егор пожевал губами, посмотрел с долей сомнения — говорить или нет, но, видимо, высказаться больно хотелось, впечатление произвести, вот и дал себе волю:

— Тело нашли на восточной окраине, рядом с кладбищем. Прямо за оградой. Но слишком чисто было вокруг. И сторож местный ничего не видел. И крови нет, внутренностей тоже…

— Внутренностей?

— Его распотрошили, как куренка. Вынули все жизненно и не очень важные органы. А это, пусть и при должном умении, реки крови и отходов. Ты представляешь себе, сколько усилий требуется, чтобы просто вскрыть грудную клетку человека? Сломать ребра и добраться до сердца? И сколько крови при этом выльется из тушки?

Серафима не считала себя нервной девицей, боящейся вида крови, но от слов Егора ей стало как-то нехорошо.

— Но кому понадобилось творить такое? Неужели кто-то из местных?

— Без комментариев, как говорят телевизионные звезды. Я же не могу разорваться. И проверка, и дела. Давайте уж что-нибудь одно.

— В данный момент Круглов тебя ожидает.

— Да помню. Слушай, Сим-Сим, насчет свидания… я серьезно…

— Забудь, — отрезала Серафима и совершенно неожиданно для самой себя брякнула: — У меня жених нарисовался.

— Опа! — Глаза Егора вспыхнули. — И кто этот счастливчик? То есть не-счастливчик? Кому соболезнования выражать? Я его знаю?

Сима раздраженно дернула плечом, развернулась и вышла, не удостоив его ответом, злая на себя за длинный язык. Это ж надо было такое ляпнуть — и даже то, что она хотела избавиться от приставучего, как банный лист, Егора, не служило оправданием.

В глубине души она понимала — это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Яр сделал ей предложение после стольких лет безответных страданий — почему? Ведь мечты не могут просто взять и сбыться, на то они и мечты. Нечто далекое, хрупкое, волшебное, то, чего ждешь, алчешь, жаждешь всем существом, недостижимое и такое желанное… нет, мечты не должны сбываться — иначе убивается вся романтика.

А если это случается, то явно не так — резко, без перехода и предупреждения обрушивается на ничего не подозревающего мечтателя подобно тропическому ливню. Это не полноценное «сбывание», а это пародия какая-то, клоунада. Против воли начинаешь искать подвох — его не может не быть. Не находишь, и понимаешь, что он все равно где-то есть, только ты в своей наивности и неопытности его разглядеть без микроскопа не сумеешь.